Как подавать образ Пророка Мухаммада в эпоху постмодернизма?

Культивирование образа святого Пророка Ислама – Мухаммада – одна из самых сложных тем не только в современной жизни российских мусульман, но и мировой культуры вообще. Требование на запрет изображения лика Пророка и самых видных сподвижников, легко объяснимый с позиции сохранения строгой монотеистической традиции, становится настоящим препятствием для популяризации образа Пророка в наш век теле-видеокартинки. Как совместить эти две, казалось бы, противоречащие друг другу тенденции? Как убедить читателя и зрителя в истинности Пророка, в реальности его существования, когда любой рассказ в нашу эпоху требует обязательного визуального ряда? Как создать атмосферу «осязаемости» фигуры Пророка и других знаковых фигур раннего Ислама, не нарушая вышеназванный запрет на их изображение?

Нам представляется, что, помимо непродуктивного по своей сути запретительного подхода, вероятно, в мусульманской истории и традиции можно поискать такие механизмы, которые позволят адаптировать современную культуру к строгим правилам исламского монотеизма для получения необходимого результата: сделать так, чтобы все желающие могли понять и почувствовать образ Пророка, даже и не видя его лица.

Однако для начала надо понять – а зачем этим нужно заниматься? Казалось бы, мусульмане имеют должное представление о своем Пророке; желающие из числа немусульман узнать о нем больше могут найти и прочитать соответствующую литературу. Все так, только не надо забывать, что в век постмодерна, когда правда искажается донельзя, а традиция умирает, не передаваясь молодому поколению, легко утратить тот сакральный, животворный, несравненный образ Пророка, который питал мусульманское общество на протяжении столетий.

Сегодня на наших глазах вырастает поколение молодых урбанизированных мусульман, которые не чувствуют ни благоговения перед Пророком, ни должного уровня уважения к его сподвижникам. Такого рода нигилизм свойствен не только утратившим религиозное мировоззрение молодым людям из мусульманских семей, но и многим длиннобородым «супермусульманам», ригористски изучающим хадисы, но не испытывающим трепета перед образом Пророка. Мы видим, что оскорбить сподвижников Пророка ничего не стоит не только неофитам-шиитам из числа интеллектуально-поверхностной молодежи, но и дискутирующим с ними в Интернете самым что ни на есть «упертым» суннитам, которые походя могут заявить что-нибудь типа: «Да ваш Хусейн…» (имея в виду внука Пророка). И, увы, мы слышим, как «настоящие исламские деятели» нашей страны, хотя уже и немолодые, таким же пренебрежительным тоном могут кинуть про своих же соотечественников-мусульман: «Ах, эти? Да они – кафиры» (за глаза, конечно!), дискредитируя тем самым вовсе не своих конкурентов, а собственное отношение к известным словам Пророка на эту тему.

Сакральность улетучивается, растворяется, исчезает у нас на глазах, а мы только посмеиваемся над стариками, которые, хотя и не знали арабского языка, заучивали наизусть касыды о Пророке и сахабах и впадали в благоговейный транс при чтении салаватов Пророку. Культивируя образ Пророка через Мавлид, как они были правы!.. И как беспардонно обошлись с этой многовековой традицией молодые мусульманские деятели, пару лет потусовавшиеся в бильярдных залах Мекки и Эр-Рияда (sorry, sorry – следовало сказать: «получившие исламское образование в самом центре исламского мира»).

Традиция проведения Мавлида складывалась веками, и в наших конкретных условиях учитывала различные тонкости мусульманского быта. Весь месяц рабиу-ль-авваль именовался в народе «месяц Мавлида», и за это время в татарских селах не оставалось ни одного дома, который не посетил бы имам с целью прочтения касыды и салаватов Пророку. Через это возвышенное, растянутое на целый месяц состояние люди вольно или невольно приобщались к той великой исламской культуре, в центре которой всегда была личность Пророка. При всем критическом отношении к этой модели следования исламской культуре (так называемый таклид – копирование поведения и заучивание молитв, зачастую без осознания подлинного смысла священных текстов), этого было достаточно, чтобы рядовые верующие с детства знали ряд формул, строжайшим образом сохраняющих их веру. Например, и сейчас еще старшее поколение знает ритуальную татарскую формулу: «Динем – Ислам, китабым – Коран, пэйгамбэрем – хакк» («Моя религия – Ислам, моя книга – Коран, мой Пророк – истинен»), а раньше люди с легкостью заучивали и арабские фразы типа: «Ас-саляту ва-с-саляму аля Расули-Ллях» («Мир и благословение да пребудут с Посланником Аллаха!»).

Разумеется, таклид, хотя в целом и господствовал в этой культуре, но все же оставлял немало пространства и для осознанного восприятия основ исламского мировоззрения. Так, в тот же «месяц Мавлида» имам в каждом доме рассказывал о жизни Пророка и сахабов, приводил назидательные примеры из прошлого с целью внушения благоговения перед образом этих святых людей. Пророк Мухаммад, его семья и видные сподвижники как бы представали перед слушателями в живом виде, и их благородный образ навсегда запечатлевался в памяти верующих.

С целью облегчения запоминания сложных арабских фраз и ритуальных формул имамы использовали речитатив или пение. Прочитанные нараспев касыды и мунаджаты, будь то на старотатарском или даже турецко-османском языке, содержавшие до 60–70 процентов арабской и персидской лексики, откладывались в подсознании, заставляли снова и снова переспрашивать значение отдельных слов и, в общем, становились понятны слушателям.

Конечно, для воспитанного в строгом саудовском пуританском Исламе молодого российского мусульманина 1990-х годов подобные мунаджаты на тюркском языке представлялись чуть ли не воплощением самой страшной «ереси»… Но когда мы присмотрелись к исламскому миру чуть внимательнее, то оказалось, что эта традиция не просто жива во многих мусульманских обществах, но и пользуется огромной популярностью у всех слоев населения.

Вначале мы стали переписывать с ужасного качества аудиокассет песнопения на арабском языке, записанные суданцами, египтянами, сирийцами и палестинцами, чуть позже возник интерес к мунаджатам на английском. Далее мы с удивлением прослушали красивейшие салаваты на малайском и урду, и вот оказалось, что всему миру дозволено пропагандировать образ Пророка на своем родном языке, с музыкальным сопровождением, с песнопениями и даже традиционными танцами… всему миру – но не татарам!

Как только наши «настоящие исламские деятели» слышат татарские мунаджаты, их буквально воротит от родной традиции, и они начинают извергать проклятия в адрес «еретиков». Мы уже приходим в восторг при посещении в Москве концертов всемирно известных нашид-групп «Райхан» из Малайзии и «Раваби» из Иордании, но все еще рассматриваем традиционные татарские мунаджаты в качестве «бидаатов» (непозволительного, еретического новшества)… Что-то хромает с понятием справедливости в нашем обществе… и что-то типично российское проглядывается в такой позиции, когда мы ожесточенно пинаем свое родное, а на заморское глядим, раскрыв рот.

Что же ждало мусульманскую, прежде всего татарскую молодежь, когда в середине 1990-х годов свершился тотальный отказ от традиционной культуры? «Свято место пусто не бывает» – но вместо стремительно исчезающего религиозно-обрядового мировоззрения пришла даже не культура какой-либо другой религии, а западная антикультура, подавившая на корню всю национальную и исламскую идентичность современных молодых татар, башкир, казахов, а также и многих кавказцев-горожан (особенно тех, кто является горожанами не в первом поколении). Вместе с пропавшей историей в небытие ушло и Знание религии Аллаха (хотя бы внешнее, созерцательное), и Уважение к святым фигурам Ислама. На их место пришли сокрушительный нигилизм, возведенный в принцип жизни эгоизм и полное безразличие к внутренней духовности. При этом такие противоположные полюсы нашей молодежи, как молодые мусульмане-радикалы и «светская мусульманская молодежь», в действительности являются лишь зеркальным отражением друг друга.

Но, согласно предсказанному Пророком, Ислам не исчезнет с лица земли до самого Судного дня, даже если его последователи не будут знать ничего, кроме как произносить «Аллах, Аллах». Пока мы еще, слава Богу, не дошли до такой критической стадии и поэтому обязаны продумывать и придумывать новые, подходящие вызовам нашего времени формы проповеди и популяризации образа святого Пророка и его сподвижников. Скажем, сделать самый простой ход – заимствовать идею из окружающей нас среды и наполнить ее исламской компонентой…

В младших и средних классах школы довольно популярны закладки для книг, которые еще с советских времен украшены изречениями русских литературных классиков, таких, например, как А. С. Пушкин или Л. Н. Толстой. Нет ничего проще, чем создать такие же закладки, на которых будут прописаны самые важные и актуальные хадисы Пророка, посвященные семейным ценностям, общественной морали или важности получения образования. Несколько лет тому назад некий московский предприниматель мусульманского происхождения, бизнес которого лежал в области фотопечати, примерно так и поступил: в данном случае слова Пророка были помещены на конвертах, которые всегда предлагают клиентам киоски фотопечати для временного хранения фотографий. Разумеется, их текст лишь предлагал покупателям задуматься о некоторых нравственных сторонах жизни, а вовсе не призывал к принятию другой религии, как этого могут потребовать наши «настоящие исламские деятели», но именно такой подход и является наиболее продуктивным в современном обществе.

Такого рода акции в потребительском обществе полностью заполняют нашу жизнь, и мы далеко не всегда отдаем себе отчет, насколько зависим от постоянных рекламно-имиджевых призывов, брендов, логотипов. Западная антикультура вкладывает миллионы рублей для продвижения в разные страны мира своих символов – например, пресловутого «дня святого Валентина», который в действительности давно превратился в некое подобие сатанинского культа сексуальной вседозволенности. Но и советская атеистическая культура не сдает своих позиций: сотни тысяч москвичей осаждают прилавки магазинов накануне Нового года в поисках оригинальных подарков, последним штрихом к которым становятся новогодние открытки. С конца 1990-х годов возродилась прервавшаяся было традиция дарения открыток по случаю дня рождения, свадьбы, женского дня и т.д. Появились и красивые православные открытки… Но мусульманских и днем с огнем не сыщешь!

Кого обвинять в этой ситуации – иноверцев, как мы привыкли это делать по поводу и без повода – или самих себя, свою леность и инертность мышления? А ведь традиция дарения красивых почтовых открыток в среде российских мусульман существовала: накануне Октябрьского переворота 1917 года в ходу были сотни видов открыток на мусульманскую тематику, где доминировали фотографии мечетей. Эти открытки, сохранившиеся в немногочисленных коллекциях, и сегодня представляют собой пример высокого искусства и удачного сочетания исламской культуры с актуальной средой. В наши дни исламские открытки крайне популярны среди мусульман стран Запада. Безусловно, в России также предпринимаются попытки восстановления утерянной традиции: в частности, в Нижегородском духовном управлении мусульман в последние годы созданы три вида поздравительных открыток по случаю Курбан-байрама, Уразы-байрама и Мавлида. Только вот что-то не видно продолжателей этого дела: некоторым мерещится в этом очередной страшный «бидаат», а другие настолько апатичны ко всему происходящему вокруг, что уже, видимо, и не в состоянии очнуться от летаргического сна – разбудить их может разве что громкий звон монет или хотя бы чуть слышный шелест приятных на ощупь бумажек…

Другая идея также лежит на поверхности, а точнее – висит. В школах, прочих учебных заведениях принято вывешивать портреты классиков – того же Пушкина или Лермонтова. Это приводит, как минимум, к запоминанию этих образов, а далее – к признанию их авторитета, к безусловному уважению и пиетету перед этими достойными людьми. Не только в медресе и воскресных исламских школах, но и в национально ориентированных светских школах, на наш взгляд, также должно найтись место для достойных людей – теперь уже из числа религиозных или культурных авторитетов, а так как ранняя средневековая традиция запрещала их изображение (чтобы не было обожествления – вот чего боялись на том этапе развития человечества), то в данном случае речь идет об авторитетах из числа деятелей более позднего периода, когда этот запрет по умолчанию был снят. Ш. Марджани и Х. Фаизханов, Р. Фахретдин и Г. Баруди вполне достойны такого уважения. Кроме того, иллюстративный ряд должен наполниться такими сакральными образами, которые денно и нощно напоминали бы о святынях Ислама: изображениями мечетей Мекки, Медины, Иерусалима, особенных для истории Ислама мест типа горы ас-Саур в Мекке или горы Ухуд в Медине. Конечно, во всех этих случаях образ Пророка пропагандируется лишь косвенно, но это лучше, чем духовный вакуум, заполняемый в татарских сельских школах внешне яркими «валентинками».

В том же ряду – популяризация исламской культуры и образа Пророка через традиционные шамаили и тугры. Искусство художественного письма всегда высоко ценилось в Исламе по двум причинам: оно была для мусульманина средством увековечивания Слова Бога, с одной стороны, и выражения его эстетических чувств – с другой. Каллиграфия в целом всегда являлась высшим звеном мусульманского – арабского, персидского, турецкого и пр. – изобразительного искусства, одновременно дающим радость эстетического переживания и информацию о ценностях веры. Со временем рукописный стиль арабского письма, предназначенный для переписывания Корана, стал широко использоваться в прикладном искусстве и архитектуре, он вышел за пределы книги. Со временем появились специализированные формы исламского изоискусства, к примеру, особо популярные в Поволжье шамаили и тугры.

Шамаиль – это изображение мечети, или города с мечетями, или корабля – символа спасения, или же отдельной строки из Корана, обрамленное геометрическими орнаментами и кораническими стихами, благопожеланиями в соответствии с Сунной. На рубеже XIX–XX века татары увлеклись этим искусством, применяя новые для того времени технологии полиграфии и живописи масляными красками на стекле с добавлением фольги. Теперь классические образцы этого искусства можно увидеть в музеях Казани. А современные художники пытаются идеи шамаиля воплотить в новейших формах и материалах – некоторые из них выставлены в залах Музея изобразительных искусств в Казанском Кремле.

Тугра – особый знак – являлась высшим геральдическим знаком (аналогом герба) турецких падишахов, египетских султанов-мамлюков, крымских ханов и …российских царей в XVII – начале XVIII вв. Она символизировала власть и суверенную исключительность восточных владык и размещалась над первой строкой текста послания или грамоты, в середине листа. Крупное, сияющее золотом изящное изображение тугры впечатляюще доминировало над всем художественным пространством ханских и царских грамот. Но это не все: тугра должна была, в частности, соединять «небо» (верхнее пространство листа грамоты – белое поле с маленькой надписью по-арабски «Он» в самом верху) и «землю» (основной текст послания), или иначе – «Бога» и «человечество».

Позднее тугры стали делать не только для высших правителей – но для всех мусульман, желающих украсить свой дом тугрой с аятами Корана, сделать подарок, обозначить родовой памятник на кладбище. Тугра стала своеобразным аналогом европейскому книжному знаку – экслибрису, а также и фирменному знаку в дизайне и бизнесе.

В настоящее время искусство шамаиля и тугры в нашей стране возрождено такими энтузиастами, как казанские художники Наджип Наккаш и Владимир Попов. Кстати, именно Попову директор Государственного Эрмитажа М. Б. Пиотровский заметил: «Вы удивительно красиво делаете очень важное дело – придаете новый межцивилизационный аспект традициям мусульманской каллиграфии. Да поможет вам Бог!».

Особое внимание следует уделить изучению и продолжению опыта Наили Фатеховой – нашей яркой соотечественницы, заслуженной артистки России и Татарстана, которая прошла путь от эстрады и народного пения до исполнения высоконравственных духовных песнопений. Ее ансамбль «Медина» и продюсерский центр «Рух» уже получили высокую оценку представителей различных мусульманских кругов. Последним достижением коллектива стало исполнение мунаджатов на русском языке – крайне непривычного татарскому уху, но в силу оторванности городских татар и других мусульман от собственной культуры – единственно возможного в наши дни способа популяризовать традиции духовного песнопения.

К сожалению, и татарские эстрадные исполнители, и сочинители только-только подходят к проблеме восстановления дореволюционной духовной культуры. С одной стороны, гораздо проще шлепать один за другим пошлые, безвкусные шлягеры. С другой стороны, наши писатели и поэты в сильнейшей степени подвержены культурным штампам советской эпохи. Никто из тысяч татарских самобытных поэтов не пытается обратиться к теме богатейшей религиозной культуры татарской нации, не составляет стихотворных сборников типа «Путь Мухаммада», хотя отдельные попытки (Ахмед Беюсов) заняться этой тематикой существуют.

Переходя к самому эффективному, самому важному и дорогому пути популяризации образа Пророка – кинематографу – отметим следующее. В свое время фильм «Рисаля» («Послание») произвел очень сильное впечатление на всех, кто интересуется исламской тематикой, даже несмотря на ужасного качества гнусаво-шепелявое русское озвучивание. Этот первый фильм на исламскую тематику на русском языке совместного американско-ливийского производства был снят в 1976 году американцем сирийского происхождения Мустафой Аккадом. В фильме снимались известные арабские актеры; композитор Жан-Мишель Жарр в качестве саундтрека использовал обработку азана в исполнении известного кари (чтеца Корана) Абдус-Самада Абдуль-Басыта. Фильм в художественной форме повествует о жизни Пророка Мухаммада и основан на достоверных источниках.

Фильм был переведен на русский язык и дублирован в 1988 году, тогда же начал тиражироваться. К сожалению, он широко известен только в «узких кругах», поскольку имеет хождение только среди публики с изначально определенным настроем. В то же время изменить такую тенденцию, хотя и не очень дешево, но возможно, особенно в регионах. Так, любое Духовное управление мусульман, любая исламская организация в состоянии устроить показ этого и подобного ему фильмов в городских кинотеатрах или сельских клубах, а некоторые, самые богатые организации, могли бы поспособствовать показу фильма по телеканалам – для начала на региональном телевидении, а затем и на федеральных каналах.

Таким образом, вместо криков: «Кругом враги Ислама!» – российским мусульманам следует в первую очередь критически отнестись к собственной пассивности и безынициативности. Мы далеко не всегда и не везде выполняем то, что должны делать постоянно и повсеместно в мусульманской среде – заниматься популяризацией наших символов, обрядов и обычаев, священных образов Корана, Пророка и сахабов. Глядишь, когда-нибудь мы дойдем и до методов протестантской или современной православной проповеди, разнося по почтовым ящикам всех жителей окрестных домов брошюры типа «Как правильно понимать Коран» или «Чему в действительности учил Пророк Мухаммад»… Для этого необходимо всего лишь начать активную деятельность по изменению – даже не общества, а самого себя. Ибо сказано Всевышним в Священном Коране: «Аллах не меняет положения людей до тех пор, пока они не изменят самих себя» (сура «Гром», аят 11).

Дамир ХАЙРЕТДИНОВ

Статья опубликована в сборнике Мавлид ан-Набий №2 (2008) 

19.06.2008