Почему выжила Исламская республика?

Некрологи, посвященные Исламской республике Иран, появились еще до ее рождения. В беспокойные месяцы 1979 г. – до официального объявления независимости Исламской республики – многие иранцы и иностранцы, ученые и журналисты, участники событий и наблюдатели, консерваторы и революционеры с уверенностью предсказывали естественное поражение революции.  

Рассматривая каждый уличный протест, каждую забастовку, каждое столкновение в провинции как показатель ее неизбежного упадка, они полагали, что новый режим просуществует не дольше нескольких месяцев – в лучшем случае, нескольких лет.

Появление таких прогнозов объяснимо. Режимы, которые принимали за теократии, при более близком рассмотрении часто оказывались чем-то другим. Англию Кромвеля контролировали военная верхушка и дворяне-землевладельцы. Скорее принцы, чем проповедники, управляли лютеранскими королевствами. Даже Женевой Кальвина, одним из первых тоталитарных государств, правили юристы-дилетанты, а не семинаристы. В 1979 г. мало кто поверил бы в то, что духовенство, окончившее семинарии, сможет распоряжаться страной, которая уже полвека шла по пути современного развития, дав образование сотням тысяч инженеров, медиков, ученых, гражданских служащих, учителей и промышленных рабочих.

Однако, вопреки прогнозам, Исламская республика не только пережила три полных десятилетия, но за последние годы превратилась в крупную ближневосточную державу, с которой приходится считаться, как ее соседям, так и мировым державам. Так почему же Исламская республика просуществовала все эти 30 лет?

В голову сразу приходят четыре варианта ответа, хотя ни один из них, конечно же, не является абсолютно точным. Во-первых, можно сказать, что “клерикальный режим развязал террор”. Однако, насколько подавление оппозиции можно считать террором? И можно ли считать террором меры по подавлению таких радикальных группировок как “Моджахедине Хальк”, от рук которых погибло более 2 тыс. только официальных лиц, включая президента (!), премьер-министра (!) и аятоллу (!), а также ряд министров Кабинета, депутатов парламента, судий и проповедников? И разве такие меры не меркнут по сравнению с насилием, сопровождавшим крупные революции – особенно в Англии, Франции, Мексике, России и Китае? Или в сравнении с кровавыми контрреволюциями правого толка в Индонезии, Центральной Америке и даже Франции в 1848 и 1870 годах? Насилие же в Иране стало сбавлять обороты как раз после укрепления Исламской республики.

Вторая причина, которая часто приводится в обоснование жизнеспособности Исламской республики, это ирано-иракская война (1980-1988). Действительно, первоначально вторжение в Иран сплотило нацию вокруг правительства. Однако, разве такая кровопролитная война не привела к разрушению городов и финансовым потерям? Разве не потеряли иранцы тысячи своих граждан в этой бессмысленной, навязанной извне братоубийственной войне? Кстати, эта война так и называется в Иране “навязанной”, поскольку ее действительно навязали заинтересованные в этом стороны.

Третье объяснение, которое обычно упоминают, - это доходы от нефти. И правда, нефть выступает “смазкой” правительственного механизма в Иране, как и в соседних “государствах-рантье”. Однако доходы от нефти не являются ни неизлечимым “проклятием”, ни “богом из машины”, стоящим за расцветом и падением всех без исключения режимов. В конце концов, нефть не спасла шаха. С 1979 г. Исламская республика страдает от хаотичных колебаний международных цен на нефть. Достигнув показателя в 39 долл. за баррель в 1981 г., цены на нефть вновь упали до минимума в 9 долл. в 1986 г., взмыли до 20 долл. в конце 1980-х, поднялись до 32 долл. в 1991 г. и снова упали ниже, чем 10 долл. в 1999 г. Цены на нефть не достигали высокого уровня вплоть до вторжения США в Ирак в 2003 г. За последние 30 лет было немало, как сытых, так и голодных годов.

Четвертая причина, которую приводят в обоснование, как самой революции, так и устойчивости Исламской республики, - это шиизм. Действительно, невозможно анализировать массовые выступления 1978 г., не принимая религию во внимание. Популярным лозунгом в то время было: “Сделайте каждое место Кербелой, каждый месяц Мухаррамом, каждый день Ашурой”. Однако если дело в шиизме, то мы сталкиваемся с вопросом о том, почему в Иране – где шииты составляют большинство с XVI в. – не произошло Исламской революции вплоть до 1979 года?

Если этих объяснений недостаточно, то тогда в чем же дело? Правильный ответ связан не только с вышеизложенными тезисами, которые, безусловно, внесли свой существенный вклад в развитие Исламской республики, но и с экономическим и социальным прогрессом. К началу 1970-х гг. в Иране выросло целое поколение интеллигенции, прогрессивно мыслившей не только в политическом плане, желая заменить монархию республикой, но также и в экономической, и социальной сферах. Она хотела трансформировать “корни” и “ветви” классовой структуры. Пионером в этом отношении стал молодой интеллектуал А.Шариати, который, правда, сам до революции не дожил. Его афоризмы превратились в транспаранты революции. Вот самые типичные из них:

Наш враг – империализм, капитализм и феодализм!

Ислам принадлежит угнетенным, а не угнетателям!

Ислам – не опиум для народа!

Ислам за равенство и социальную справедливость!

Ислам для хижин, а не дворцов!

Ислам уничтожит классовые различия!

Ислам освободит голодных из когтей богатых!

Независимость, свобода, Исламская революция!

Такой, вроде бы, популизм помогает понять не только успех революции, но и устойчивость Исламской республики. Каким же образом? Все дело в том, что Конституция превратила эти общие устремления в особо оговоренные обещания. Она обещала уничтожить бедность, неграмотность, безземелье и безработицу. В ней также содержатся клятвы обеспечить население бесплатным образованием, доступным медицинским обслуживанием, достойным жильем, пенсиями, выплатами по нетрудоспособности и безработице. “Правительство”, - объявляется в Конституции, - “облечено законной обязанностью обеспечить вышеупомянутыми услугами каждого человека в стране”. Вкратце, Исламская республика обещала создать полноценное государство “всеобщего благоденствия”. И надо сказать, что в отличие от других регионов, здесь слова с делом не разошлись.

За три десятилетия со времени революции Исламская республика, несмотря на негативный образ, создавшийся за рубежом, предприняла значительные шаги по воплощению этих обещаний в жизнь. Так, она отдавала приоритет социальным, а не военным нуждам, значительно расширив Министерства образования, здравоохранения, сельского хозяйства, труда, жилья, благосостояния и социальной безопасности. В последние годы правления шаха на армию приходилось до 18% ВВП. Теперь – менее 5%. Министерство промышленности тоже, по большей части, выросло, поскольку в 1979-1980 гг. государство национализировало множество крупных фабрик, чьи владельцы бежали за рубеж. Альтернативным выходом было бы закрыть их, вызвав массовую безработицу. Однако, большинство этих фабрик функционировало лишь благодаря субсидиям старого режима, и новый режим продолжил их спонсировать.

За три десятилетия режим почти ликвидировал неграмотность среди послереволюционных поколений, в результате чего общий показатель уменьшился от 53% до 15%. Уровень неграмотности среди женщин упал с 65% до 20%. Государство увеличило число учащихся в начальных школах с 4  до 5 млн., в средних школах – с 2 до более чем 7 млн., в университетах – с 150 тыс. до более чем 1,5 млн. Процент женщин среди студентов университетов вырос с 30% до более чем 60%. Благодаря медицинскому обслуживанию, продолжительность жизни выросла с 56% до 70%, а детская смертность упала со 104 до 25 смертей на 1 тыс. младенцев.

Исламская республика сгладила разрыв между уровнем жизни городского и сельского населения – частично, подняв цены на сельскохозяйственную продукцию относительно других продуктов, частично – построив в сельской местности школы, медицинские клиники, дороги, электричество и водопроводы. Впервые за всю историю жители деревень могли себе позволить потребительские товары, даже мотоциклы и грузовики-пикапы. По словам одного из экономистов, в целом, критически настроенного по отношению к режиму, в более чем 80% хозяйств в сельской местности имеются холодильники, телевизоры, газовые плиты. Более 200 тыс. крестьянских семей получили почти 850 тыс. гектаров земли, конфискованной у старой элиты.

Власти также решают проблему и городской бедноты. Они заменили лачуги жильем с низкой арендной платой, улучшили внешний вид худших районов и провели электричество, воду и канализацию в рабочие районы. Как отмечает один из американских журналистов, крайне негативно относящийся к экономической политике режима, “Иран стал современной страной, и видимых проявлений нищеты в нем крайне мало”. Более того, власти пополнили доход беднейших слоев населения – как в сельской местности, так и в городах – щедро дотируя хлеб, топливо, газ, отопление, электричество, лекарства и общественный транспорт. Возможно, режим не искоренил бедность и не полностью уничтожил разрыв между богатыми и бедными, но он обеспечил бедноту социальными гарантиями. По словам все того же независимо мыслящего экономиста “бедность опустилась до такого уровня, что остальные развивающиеся страны со средним уровнем дохода могут только позавидовать”.

В добавление к значительному расширению центральных министерств, Исламская республика также создала многочисленные полунезависимые организации. Возглавляемые духовными лицами или надежными людьми, назначенными властями, эти фонды отвечают, в общей сложности, за почти 15% национальной экономики. Многие из их активов принадлежали прежней элите и были конфискованы. Некоторые из этих фондов эффективно занимаются лоббистской деятельностью, поддерживая университетские квоты для ветеранов войны. Совместно они обеспечивают сотни тысяч людей зарплатами и льготами, включая пенсии, жилищное обслуживание и страхование здоровья. Иными словами, они представляют собой небольшие “государства благоденствия” внутри более крупного государства.

Следует отметить и то, что, фактически, большинство политиков со времени революции являются экономистами – в той или иной степени. Одни, такие как бывшие президенты А.Рафсанджани и М.Хатами, склонны не вмешиваться в социальные программы. Другие, например, президент М.Ахмадинеджад, стремятся “доставить доходы от нефти к обеденным столам” путем расширения социальных программ.

Грядущие десятилетия проверят способность иранских властей увязывать требования этих программ с потребностями образованного среднего класса – особенно растущей армии выпускников университетов, чье появление, кстати, стало одним из главных достижений революции. Этот новый социальный слой нуждается не только в работе и достойном уровне жизни, но также в большей социальной мобильности и доступе к внешнему миру – со всеми его опасностями – и, соответственно, в создании здорового гражданского общества. Возможно, власть удовлетворит эти потребности и найдет для этого наиболее оптимальные пути.

По материалам «The Middle East Research»