Шакирд из Сафаджая

Дневники известного казанского миссионера Евфимия Малова (1835-1918), хранящиеся в государственных и частных архивах Казани, — это кладезь информации по истории татарского народа. Недавно автором этих строк среди записей Малова были обнаружены новые сведения относительно прошлого Нижегородчины, а точнее, информация об одной интересной личности: выходце из деревни Сафаджай, бывшем шакирде казанского Ахуновского медресе, впоследствии имаме, — Салахетдине Ишмурадове.  

В период своего обучения в медресе Салахетдин Ишмурадов активно общается с казанским миссионером Евфимием Маловым. Надо сказать, что в этом отношении он не был оригинальным. К Малову ходили многие казанские шакирды, которые любили вести с ним споры на богословские темы. Миссионер в совершенстве владел татарским языком, отлично знал многие восточные и западные языки, поэтому языкового барьера между ними не существовало. Шакирды приторговывали татарскими книгами, а Малов с удовольствием привечал их в надежде со временем обратить кого-либо из них в православие. Впрочем, особого успеха он не добился. За десятилетия своей миссионерской деятельности ему удалось склонить в христианство не более полутора десятков бывших мусульман.

Согласно дневниковым записям, Малов познакомился с Ишмурадовым в апреле 1893 года. Шакирд принес на продажу книгу своего земляка Габдулгалляма Фаизханова «Мухаррик ал-афкяр» («Возбудитель мыслей») и еще одну книгу — мусульманский сонник «Тагьбир-наме». «Ишмурадов прочитал мне очень многое из первой из указанных книг, именно о недостатках мусульманских школ, об упадке разных производств среди мухаммедан. Из второй книги, которая есть не более как так называемый «Сонник», читали мы о том, что значит видеть во сне Мухаммеда... Или что значит видеть себя во сне в христианской церкви, или что означает видеть во сне христианина», — пишет Малов.

На первый раз миссионер не стал вести «душеспасительных» бесед и оставил их на потом. Такой случай представился уже скоро. Через неделю во время новой встречи он заводит беседу об «ошибках» в Коране. В частности, Малов просил Ишмурадова объяснить, почему в одном из мест Священной книги говорится, что «к Марии являлись с благою вестью о Слове Ангелы, тогда как известно, что благовествовал ей об этом один Архангел Гавриил». В оригинале слово «малякат» («ангелы») и в самом деле приведено в форме множественного числа. Но Ишмурадов выходит из положения оригинальным способом: «В приведенном стихе Корана хотя и говорится: «ангелы» («малякату»), но следует разуметь здесь одного ангела, потому что хотя бы ты, батюшка, налил один стаканчик чаю, или десять стаканов, все будет один чай».

«Объяснение хитрое, но ничего не доказывающее», — возражает ему Малов и приводит новые доводы, на которые еще недостаточно опытный шакирд не находит ответа. Таким образом он сеет зерно сомнения в душе молодого человека и оставляет ему время «на раздумья».

Хитрая тактика умудренного опытом миссионера со временем, как ему кажется, начинает приносить свои плоды. В следующий раз он предлагает Ишмурадову присутствовать при обряде крещения еврея Клейна, который должен был состояться в Благовещенском соборе, расположенном в Казанском кремле. Любопытный и охочий до новых впечатлений шакирд обещает прийти в Кремль и в назначенное время появляется в соборе.

Но вернемся к Салахетдину Ишмурадову. Малов делает так, чтобы шакирд видел обряд крещения в мельчайших подробностях, позже проводит экскурсию по самой церкви. «Нечего и говорить, что любознательность Ишмурадова меня порадовала», — запишет он в этот день в своем дневнике. Но радоваться было рано.

Новая встреча состоялась 30 августа того же года, и теперь Ишмурадов излагает миссионеру ряд доводов в защиту Ислама, которыми его вооружил родной отец. Впрочем, все эти доводы были давно известны опытному миссионеру, и на них он приводит ряд своих контрдоводов.

Общение шакирда и миссионера продолжилось. Малов не теряет надежды обратить Ишмурадова в христианство и 7 сентября 1893 года вновь приглашает его посетить церковь. Эта «экскурсия», по мнению миссионера, удалась: по словам Малова, Салахетдину Ишмурадову понравилась обстановка церкви. Казалось бы, дело идет к свому логическому завершению, но не тут-то было. Казанскому миссионеру не удалось расшатать крепкую веру молодого шакирда.

В дальнейшем их «дружба» обрывается на долгих десять лет. Об этом мы можем судить по отсутствию упоминаний фамилии Ишмурадова в дневниковых записях Малова. Если бы Ишмурадов и в самом деле принял православие, то это событие наверняка бы нашло свое отражение в записях Малова. Мало того, среди писем казанского миссионера, которые ныне хранятся в личном архиве казанского краеведа Мурада Алиша, находятся и записки Ишмурадова, датированные 1895-1897 годами. Это конспекты его бесед с крещенным Маловым мусульманином Павлом Ахмеровым и одна записка личного характера. Эти документы ясно говорят о том, что Ишмурадов остался в своей вере и вел дискуссию с «муртадом» Ахмеровым.

Новая встреча бывшего шакирда и миссионера состоялась в мае 1903 года. За эти годы многое изменилось: Ишмурадов стал муллой в своей деревне и приехал к Малову, чтобы обсудить кое-какие щепетильные вопросы. Приведем эту запись по оригиналу, поскольку здесь мы находим много новых сведений относительно религиозной жизни деревни Сафаджай начала XX века:

«Мулла Ишмурадов передал мне, что в их деревне 2 500 человек мухаммедан и, на конце деревни, 500 человек русских. Мечетей в деревне семь, а мулл всех десять. «А у русских есть церковь?» — спросил я. «У них церкви нет», — сказал Ишмурадов. «А далеко от них приходская церковь?» — «Верстах в четырех», — отвечал Ишмурадов. Кто же после всего вышеописанного скажет, что православие наше находится в лучшем положении, чем мухаммеданство? Я больше ни о чем не расспрашивал муллу Ишмурадова.

Он, между прочим, еще сообщал мне, что в Собачьем Острове у них живет Хаджи Хазрят, то есть господин, спутешествовавший в Мекку, он построил в деревне Собачьем Острове деревянный двухэтажный дом для школы. Школа уже открыта, и в ней дети учатся; но только учителем остается самозваный учитель, тот же самый Хаджи Хазрят. «Нет ли, батюшка, какого-либо средства для того, чтобы устранить его от школы?» — «Переговорите или напишите об этом господину инспектору народных школ», — отвечал я Ишмурадову. «А можно имя мне не писать?» — спросил Ишмурадов. — «Как же не писать? Кого же господин инспектор будет спрашивать?» — «Имя Хаджи Хазрята я напишу, а свое имя не писать мне можно ли? Я свое имя не хочу писать», — сказал Ишмурадов.

Оказывается, что Ишмурадову желательно, чтобы Хаджи Хазрят, как простой, необразованный мужик, не был учителем в школе, но в то же время Ишмурадов опасается гласно касаться авторитета Хаджи Хазрята, так как его все уважают, все знают и называют: Ходжа Хазрят! Ходжа Хазрят! «Ну, если не желаешь подписаться, не подписывайся. Но только в таком случае твоя бумага будет подпольным доносом, анонимным письмом, и едва ли будет иметь какое-либо значение».

Как видим, и сто лет назад различные склоки и трения были характерны для жизни мусульманского общества. Кроме того, во время этой встречи решается еще один вопрос. Малов хотел послать на практику по татарскому языку своего сына Сергея Малова, впоследствии известного тюрколога, но Ишмурадов запросил такую цену «за прием», что Малову с негодованием пришлось отказаться от услуг своего «любимого ученика». Таким образом мулла Салахетдин Ишмурадов хотел избавить себя от общения с сыном миссионера, поскольку, по его же словам, «Малова у них в деревне даже дети знают "как волка"».

Азат Ахунов,

кандидат фил. наук

На фото: медресе Сафаджая