Владимир Попов: каллиграфия – моя жизнь!

Художнику Владимиру Попову из Казани сейчас 83 года. А увлёкся он исламской каллиграфией – и тем самым начал новую жизнь – в 70 лет! С тех пор его работы побывали во многих городах и странах.

Директор Государственного Эрмитажа написал ему: "Вы удивительно красиво делаете очень важное дело — придаете новый межцивилизационный аспект традициям мусульманской каллиграфии. Да поможет Вам Бог! Искренне Ваш Михаил Борисович Пиотровский". 

Давайте же познакомимся с ним поближе! Слово автору – Владимиру Александровичу Попову:

- Действительно, каллиграфия сейчас – это моя жизнь, она захватила меня всецело. В ней я нахожу неисчерпаемые возможности для вдохновения, выражения своих чувств к обществу, отдельным личностям, датам и знаменательным событиям. Неисчерпаемый кладезь тем нахожу я в Священном Коране, хадисах Пророка Мухаммада (САВ) из известных сборников Аль Бухари, Абу Дауда, Муслима и других, в размышлениях известных исламских богословов и философов.

А вот к этим особо чтимым дням, посвященным Мавлиду, я создал триптих-шамаиль «Пророк Мухаммад – печать пророков».

Особый интерес для меня заключён в создании тугр – личных знаков различных выдающихся личностей, где скупым минимумом средств, букво-знаков, пытаюсь создать духовный, психологический или интеллектуальный образ – символ. Подобные символы созданы в разнообразных вариантах: Богу – Творцу – Создателю – Всевышнему Аллаху; Пророку Мухаммаду и 25-ти посланникам Аллаха от Адама до Мухаммада, Али и его сыновьям, а также выдающимся духовным деятелям современности.

Цикл тугр от Адама до Мухаммада выполнен для музея – заповедника в Великом Булгаре. В Музее Востока в Москве хранятся шамаили «Аллах Акбар», «Бисмилла» и «Творец». Собственностью разных музеев Татарстана являются ряд тугр и шамаилей, посвященных Аллаху и Пророку Мухаммаду. Есть мои работы и за границей – в коллекции экс-президента Ирана Сайеда Мухаммада Хатами, в Российском Центре науки и культуры в Каире.

…Резонно задать вопрос: что же произошло в 1994 году в Казани, когда пожилой уже русский живописец стал… мусульманским каллиграфом?

Ему шёл тогда уже восьмой десяток лет, а за плечами был огромный жизненный и художнический опыт. Восемнадцатилетним юношей он пошел на фронт Великой Отечественной войны, причём, воевал как разведчик, участвовал во взятии Берлина, закончил боевой путь в Потсдаме, получил много наград, в том числе медаль "За боевые заслуги", два ордена Отечественной войны 2 степени, орден Красной Звезды.

После войны Попов всецело посвятил себя живописи - и сейчас имеет почётные звания Народного художника и Заслуженного деятеля искусств Республики Татарстан, а с 2003 г. - Заслуженного художника Российской Федерации. Всё это время он работал как вполне традиционный реалист, более других жанров любил пейзаж. В графике увлекался линогравюрой. Объездил многие уголки бывшего Советского Союза, однако, в арабских странах никогда не бывал. И арабского языка не знал и не знает. Знакомых с Востока тогда у него тоже еще не было... Иначе говоря – никаких предпосылок и никаких ни родовых, семейных, ни дружеских связей с арабским исламским миром.

Так что же произошло тогда с воином-ветераном и живописцем Поповым?

- В доме Любови Львовны Сперанской, художницы, автора многочисленных рисунков уникальной книги "Костюмы казанских татар", - вспоминает он, - я увидел сокровище - увесистый альбом каллиграфии, собранный еще до революции 1917 г. профессором Казанского Университета Покровским, и был потрясен! Сразу же захотелось не только научиться этому божественному письму, вникая в особенности разнообразных почерков, но и самому фантазировать по-арабски.

Но возможно ли это делать без учителя, ведь каллиграфия - не просто "графика"? Напомню: это искусство стало развиваться лишь после того, как у арабов появился священный текст Корана. Основу каллиграфии питает духовный источник - полученная свыше, через "измененное сознание" Пророка уникальная информация.

Первые записи этой Книги делались на бамбуковых листах и шкурах животных, на камешках и пальмовых листьях квадратообразным "куфическим" почерком - архаичным и родственно близким к письменам на иных семитских языках. Так писали и в VII, и в IX веках, но с расцветом Арабского Халифата, ростом и обогащением мусульманской цивилизации, адаптацией культур неарабских народов особой утонченности достигло именно каллиграфическое письмо.

А когда на смену листьям, шкурам и камушкам пришли белоснежная бумага, тушь и кисти из Китая - грянул взрыв творческой энергии, доселе таившейся у хранителей и переписчиков Корана. Мусульмане, взяв новую для себя технологию, не скопировали ни иероглифическое письмо, ни эстетику древнего Китая - молодая цивилизация Ислама выплеснула на бумагу свои неповторимые вибрации и, более того, единственная в мире, поставила каллиграфию буквально в центр культуры!

Явно не приемля никаких икон и даже стараясь избегать изображений человека, как рецидив язычества, Ислам сконцентрировал весь азарт художнического поиска в Письме. Но и его он не позволил назвать "священным письмом" - атрибут "святости" только у Аллаха!

Да, каллиграфия - кардиограмма мусульманства - струится и по стенам мечетей, и по тканям, и по керамике, ею преизобилуют книги и чуткое сердце слышит её в пении муэдзина, в "таджуиде" - распевном чтении Корана. Она соединила, казалось бы, несоединимое: графику, музыку, многозначный литературный и богословский текст, космологию! И отнюдь не всякому носителю мусульманской традиции доступны её тайны... Как же "человек со стороны" смог проникнуть в этот таинственный мир?

- Как Вы не испугались взять такой барьер? - спрашиваю я Владимира Александровича.

- Я и не думал ни о каких барьерах - а просто влюбился... стал работать ... и, наверно, получил ответ.

За тринадцать лет работы в каллиграфии Попов создал более 600 работ, продемонстрировав их на 14 выставках в Казани, в Государственном Музее искусства народов Востока и Египетском культурном центре в Москве, в Великом Булгаре, на 8 Международном фестивале Корана в Тегеране. Ближневосточное турне проделала его персональная выставка: это были и Бейрут, и Дамаск, и Каир, и Александрия. Каллиграфию Попова смогли увидеть - и высоко оценить! - как учёные арабисты и исламоведы, так и укоренённые в традиции мусульмане разных национальностей, в том числе и изощрённые в искусствах иранцы, и сами арабы.

Древнекитайская мудрость гласит: "Монах, приходящий издалека, читает суры лучше". То есть, проникнуть в сердечную тайну чужой культуры можно! И даже, возможно, в чём-то превзойти тех, кто вырос внутри неё - ибо для них все привычно, и глаза их и руки уже устали от повторений ...А влюбленный новичок озарён свыше, и Творец предпочитает именно ему, его открытому уму, дать творческую силу.

И ещё, очевидно, всем, кто путает национальное с религиозным, ещё раз не без юмора указано, что для Духа границ нет и, говоря библейски, "из любых камней воздвигну Я детей Авраама". В самой же исламской традиции есть понятие об "увайси" - наследовании мистического дара не от живого учителя, а от находящихся в ином мире мастеров. История искусства свидетельствует, сколько разных по крови, по исходной культуре людей созидали цивилизацию Ислама - от испанцев до греков...

Попов, однако, вошёл в новый для себя мир не в одиночку, но благодаря самодеятельному каллиграфу и профессиональному филологу, переводчику древней булгарской литературы Наджипу Наккашу и профессору- исламоведу, доктору философских наук Гульнаре Балтановой. Это его консультанты - наставники из Казани.

Пытаясь понять истоки его вдохновенных открытий, всё равно – остаёшься перед тайной. Каким же образом, имея столь ограниченный эмпирический опыт, русский художник вышел на просторы классического мусульманства - это воистину радостная загадка! Более того, кажется, Попов - вообще первый русский художник в истории арабской каллиграфии. Это феномен, как для культуры мусульманства, так и для русского искусства.

Однако, именно в каллиграфических фантазиях Попова сбылась мечта русских футуристов о единении Слова, Звука и Образа! Велимир Хлебников хотел, "чтобы слово смело пошло за живописью", и художники его круга пытались, прежде всего, в книжной графике, найти некую новую русскую каллиграфию. Это были Ольга Розанова и Наталья Гончарова, Михаил Ларионов и Алексей Кручёных, Сергей Бобров, Михаил Филонов и Петр Митурич ...

Для самого Хлебникова целью была вовсе не артистическая виртуозность, а обнаружение в искусстве гармонии всего мира, и в частности, единства культур Европы и Азии. О тайнах каллиграфии одновременно с ним размышлял (и даже практиковал как самоучка, искатель) мастер "орнаментальной прозы" Алексей Ремизов: "...слова мои из музыки... рукопись приближается к партитуре... слово музыка - живопись - танец, это "единое и многое", и у всякого свой ритм, своя мера... слово вдохновит музыканта, но читать под музыку не выйдет... никакого слияния искусств - разве ритмическое соприкосновение".

Именно Ремизов раскрыл одну из тайн Гоголя: "Из русских писателей над прописями трудился Гоголь. Зачем ему понадобилось под конец жизни выправлять свой почерк? Или потому, что в рукописи есть магия, как и в человеческом голосе?" Параллели поэтического и визуального волновали, конечно же, не только русских футуристов начала ХХ века. Трагедия дисгармонии, столь явно осознанная именно художниками этого века, дала контрапунктом две тенденции в культуре Европы и Америки: искусство, живописующее смерть и развал, - и искусство созидания и поиска Всеединства.

Художники, искавшие пути к Всеединству в искусстве, естественно, обращались "за советом" к древним цивилизациям Востока. Но найти новые подходы можно лишь будучи вооруженным новинками западного технического прогресса. Александр Скрябин в поисках "всеискусства" вводил в музыкальную партитуру "партию света", графически зафиксированную и соединённую с "партией запахов"... К слову сказать, в Казани ещё с советских времён работает лаборатория светомузыки, созданная группой студентов Казанского Авиационного института в начале 1960-х годов и существующая сейчас под управлением профессора Булата Галеева, директора НИИ "Прометей" - он, кстати, предлагает ввести каллиграфию Попова в светомузыкальную партитуру.

Это пока в замыслах, но взаимодействие с компьютерной графикой - уже реальность. Разработки чёрно-белой каллиграфии превращает в современную многоцветную форму помощник Попова, тоже казанец, Илья Чирков. Вся «компьютерная каллиграфия», украшающая наш Альманах, выполнена именно творческим дуэтом Попов-Чирков.

- Как же Вы, "русак" Владимир, живущий в Казани среди" татар", потомков древних "булгар"... стали "арабским" каллиграфом?

- Сначала я задумал серию архитектурных живописных пейзажей, посвященных зодчеству всех мировых религий. Начал с памятников христианства и Ислама. Написал несколько десятков холстов на Русском Севере, на Соловках, а также в Средней Азии и Казани. Но сейчас это уже пройденный этап. Теперь мне интересно заниматься только каллиграфией, - говорит художник.

Какие же формы мусульманской каллиграфии он почувствовал родственными? Попробуем разобраться.

Приобщаясь к Божественной Гармонии через познание геометрии, через орнамент, через букву, поданную орнаментально, человек испытывает и бесконечную радость, и священный ужас. Каллиграф преодолевает на время свою временность, смертный касается Ритма, превосходящего смертность и всякую ограниченность. Это - "метафизическое чистописание". Однако, оно не "икона" (такое понимание исключается в Исламе), но путь, приближающий к Безграничному, Бессмертному и выше всякой формы пребывающему Творцу миров - Аллаху. "Каждый правоверный должен учиться правильному письму" - эту поговорку знает любой первоклассник мусульманского мира и в наши дни.                                                                                                   

А мудрецы древности подчёркивали, что речь идёт не о "чистописании без клякс". Откроем персидский трактат о каллиграфии XVI века, созданный Султаном Али Мешхеди: "Лишь познавший сердце знает, что чистота письма - от чистоты души... Опора искусства письма - в красоте поступков человека..." Любили повторять и высказывание Платона: "Письмо - геометрия души". Но всё же самым главным для понимания были слова из Корана: "Читай! И Господь твой, Щедрейший, который научил каламом...", то есть научил человека пользоваться тростниковым пером и - посредством этого пера - познавать тайны жизни.

Многовековая традиция мусульманской каллиграфии, базирующаяся на едином богословско-эстетическом фундаменте, проросла многообразно и причудливо в самых разных стилях почерка, комбинациях букв в орнаментах и своеобычных "картинах". От Марокко до Индонезии раскинулась огромная "мусульманская ойкумена", и в каждой стране исламский интеграл получил национально яркое и своеобразное воплощение.

Среди художников Татарстана, пытающихся ныне возродить утраченные традиции, Владимир Попов сразу выделился безоглядной отвагой - видимо, подспудно он всю жизнь как бы готовился к "глоссолалии" по-арабски. Ведь, по определению, он даже не смог бы никогда стать "традиционным каллиграфом". Действительно, его харизма в ином.

Опыт европейского экспрессионизма и русского реализма - вот какие новые ветви привил он к древу мусульманской каллиграфии и... растворил их. Никогда не писавший абстракции, аккуратно всю жизнь следовавший спокойному реализму, в 70 лет художник взорвался, подобно дремавшему вулкану! Что восхитило его, что раскрепостило?

Быть может - удивительная пластичность арабского письма, возможность превращать буквы в паруса и корабли, танцующие вихри и немыслимые архитектурные или абстрактные конструкции?

Немецкий график и теоретик Альберт Капр утверждал в книге "Эстетика искусства шрифта": "Искусство шрифта всегда было в состоянии - и не утратило этой способности и по сей день - тонко чувствовать духовные устремления общества и передавать их своими, присущими ему одному средствами". О чём же - о нас с вами и о нашем времени – говорит каллиграфия Попова?

Владимир Попов выбрал те жанры, которые бытовали в булгарском Поволжье, начиная с Х века – это булгарские "шамаили" и тюркские "тугры". Слово "шамайель" ("шамаиль") персидское, дословно означает "портрет", "икона" - так в народной шиитской традиции называли портреты имама Али с сыновьями Хасаном и Хусейном, вывешивали их дома в нише и занавешивали полотенцем.

Шамаиль в Волжской Булгарии среди суннитов имеет свои особенности - это ни в коем случае не изображения людей, даже самых почитаемых, но картина с архитектурными изображениями мусульманских святынь, орнаментами и каллиграфическими надписями из Корана или хадисов.

Попов знает традиции "татарских шамаилей", но свой вариант пишет на холсте, а не на бумаге или стекле, не коллажирует фольгу или ткани, как в народном искусстве. Его шамаили с мечетями Мекки и Бухары, Самарканда и Стамбула, цикл "Мечети Татарстана" выполнены в техниках и в размерах европейской станковой картины, предельно графичны и декоративны. Лучшие из них, на мой взгляд, - более абстрактные по языку, концептуальные "вероучительные или богословские" шамаили, в которых выражены особая экспрессия и мистическое очарование арабской каллиграфии.

Шамаили Попова сразу вывели его в первый ряд мастеров этой формы в Татарстане, что, естественно, вызвало ропот и даже зависть у местных «Сальери». Его стали упрекать в «несоблюдении татарских традиций» и в «мрачной суровости». Но он – свободный художник, вовсе не обязанный повторять пройденное. А после поездки в Тегеран в декабре 2000 года, где показывал свои работы на 8 Международном фестивале Корана и каллиграфии и видел сотни работ каллиграфов со всего света, Попов вообще решил, не оглядываясь на Поволжье, рисовать так, как хочет. И появились ярко-красочные, совсем непривычные для Татарстана, жизнерадостные шамаили, вдохновлённые Ираном и Малайзией, Пакистаном, Китаем и Магрибом… Расширение эрудиции и контакты с каллиграфами разных стран ещё более раскрепостили его фантазию.

И ещё один жанр - тугру - освоил и развил Попов вслед за своим наставником Наджипом Наккашем, по праву именующимся в нынешнем Татарстане "возродителем тугр". Тугрой у тюрков назывались ещё в древности печати, клейма для скота. Позднее придворные каллиграфы Османской империи разрабатывали для султанов печати - подписи, которые было невозможно подделать.

Интересно, что свои тугры были и у русских царей: специально для дипломатической переписки с восточными странами. Сохранились, к примеру, тугры Михаила Федоровича и Петра Великого. Попов возрождает эту традицию, опираясь к тому же на европейский опыт экслибриса. Но если экслибрис должен быть связан с книжностью заказчика и отражать его библиотечные вкусы, то тугра - это обобщенный образ конкретного человека, выраженный средствами арабской каллиграфии.

Первые зрители в Казани пытались даже называть поповские тугры "портретами" но это явно противоречит исламской эстетике. Всё-таки "портрет" - явление доисламской, или внеисламской цивилизации, и путать термины не стоит. Тугра сначала в тюркской, булгарской, потом и в арабской культурах - графический знак, печать, символ человека (или в целом рода, фирмы, компании), нередко совмещающий имя заказчика, имя его отца, девиз или благопожелание.

Арабский шрифт позволяет одарённому графику бесконечно фантазировать, сообщая зрителю не только сам текст, но и паралингвистическое визуальное содержание. Сколь различны тугры Попова, посвящённые деятелям искусства и бизнеса, политики и науки Татарстана, России и исламских государств! Это уникальная историческая галерея: здесь и монументальность и юмор, сдержанность и раскованность... Достаточно взглянуть на одну из лучших тугр - Татьяны Метаксы, научного руководителя московского Музея Востока, дамы экстравагантной и артистически одарённой. Или - совсем иное состояние - тугры первого президента Республики Татарстан Минтимера Шаймиева, члена-корреспондента Российской академии наук востоковеда Алексея Васильева, президента России Владимира Путина...

Особой значительностью и строгостью отличаются приобретённый музеем в Булгаре цикл тугр "Двадцать пять Посланников Аллаха от Адама до Мухаммада", тугры с именами Всевышнего, незнающему зрителю напоминающие лишь цветочные розетки. На страницах нашего Альманаха среди прочих тугр выделяются тугры Пророка Мухаммада – они настолько лаконичны, что их можно принять за некий суперзнак, или просто графическую фантазию. Но они одновременно несут и абстрактную энергию графики, и имя Пророка.

Совершенно уникальна тугра, совмещающая имена Аллаха и Пророка – они как бы входят друг в друга, напоминая своим вращением древний китайский знак Тайцзи. В данном случае очень чётко и наглядно выражена идея посланничества: Мухаммад - это проводник воли Аллаха, Аллах проводит свою волю в мир через Мухаммада… Идея ясна и быстро читаема, но как долго можно любоваться такой тугрой и молитвенно сосредотачиваться!

Триптих-шамаиль, специально созданный Поповым для Альманаха, посвящённого Мавлиду – компьютерная разработка. Роскошный фон, напоминающий то ли оперенье павлина, то ли цветные волны или прожилки драгоценных камней – заимствование из иранской традиции. Я помню, как восхищался Владимир Александрович, покупая в тегеранском магазине особую бумагу для каллиграфии с такими разводами. Но саму эту бумагу применял потом редко – не пошло… Однако, идея была впитана и реализована – в иных размерах и в иных материалах.

Последнее, на чём хотелось бы остановить внимание, говоря о Попове-каллиграфе: как его воспринимает молодёжь и как он участвует в социальной жизни мусульманского сообщества?

Молодой корреспондент сайта Ислам.Ру Рашид Хакимов спрашивал его во время интервью:

- Владимир Александрович, Вы согласны с утверждением, что калам - острее сабли?

- Калам — это единственное оружие, способное поразить сердце человека, не поранив его. Например, среди отзывов на выставке в Музее Востока была такая запись: «Я убежденный атеист и никогда не задумывался о существовании Бога, но, увидев Ваши работы, был в восторге и считаю, что это искусство не для мусульман только, но для всего человечества».

А в Тегеране звучали такие отзывы: «Было полной неожиданностью то, что мы увидели. Всеми фибрами души чувствуем, что это - наше родное». Вспоминается и ещё одна характерная запись из Музея Востока: «Я ничего не поняла, но в восторге от того, что видела!»

- Известно, что в дни «карикатурного скандала» Вы с выставкой посетили арабские страны. Это стало своеобразным ответом России на кощунство западных СМИ. Расскажите об этой акции.

- В феврале-марте 2006 года мои выставки при поддержке МИД РФ прошли в Египте, Сирии и Ливане - в течение 40 дней в 7 крупнейших городах Ближнего Востока. Инициатором проекта стала Асия Юсуфовна Садыкова, руководитель Общества татаро-японской дружбы «Сакура» из Казани. Она показала эту выставку в Ливане и Сирии, а я смог присоединиться к ней лишь в Египте.

Ответом Татарстана, России в целом, на кощунственное отношение к Пророку стали мои шамаили, в которых отражены заповеди Всевышнего. Этот шаг России положительно встретили в исламском мире, о выставке писали во всех ведущих ближневосточных СМИ, меня приглашали в прямой эфир на египетское телевидение. Акция была отмечена и политиками и религиозными деятелями.

Итак, как же осознать феномен Попова? Хвала Аллаху! – это каллиграф, открывающий русскому и европейскому миру тайны мусульманской эстетики. И в тоже время – хвала Аллаху! - он обогащает саму исламскую традицию русско-европейскими началами. Кроме того, он возрождает славу Казани как перекрёстка великих цивилизаций Востока и Запада.

Как тут не вспомнить вещие слова Александра Герцена: «Вообще значение Казани велико; это место встречи и свидания двух миров. И потому в ней два начала: западное и восточное, и вы их встретите на каждом перекрёстке; здесь они от беспрерывного действия друг на друга сжались, сдружились, начали составлять нечто самобытное по характеру… Ежели России назначено, как провидел Великий Пётр, перенести Запад в Азию и ознакомить Европу с Востоком, то нет сомнения, что Казань – главный караван-сарай на пути идей европейских в Азию и характера азиатского в Европу».

 Джаннат Сергей Маркус