Город, взявший приступом мое сердце…

Речь пойдет о Грозном. О его сегодняшнем и о его прошедшем дне. В прошедшем дне я помню только пустые глазницы окон, не слишком свежие бушлаты цвета хаки, подозрительные взгляды солдат, всегда готовых снять с предохранителя свой автомат. В прошедшем дне остались такие боль и страдания, каких не может вызвать ничто, кроме смерти близких. В прошедшем дне у меня на глазах умирала страна, и политики уже были готовы ампутировать ее часть - территорию проживания российских вайнахов. Об этом времени в моих старых заметках сохранился такой рассказ:

«Выпью пива, съем тарань, сяду в поезд на Назрань…», - поется в одной приблатненной песенке. Неуместность тарани и пива в назрановском поезде бросается в глаза. Едут женщины с малыми детьми и немалым скарбом, ученики старших классов, выезжавшие на побывку в Москву, студенты и молчаливые малопьющие мужчины, избегающие ответов на вопрос: «Как дела»? Дела известные: люди едут домой или на службу, а там война и беженцы определяет сегодня климат небольшой республики.
В Назрани меня встречали друзья. Одного из них, ингуша-грозненца, спросила: «Домой не хочешь вернуться? Люди-то едут?». «Люди едут», - ответил он уклончиво – «Пробуют привыкать. Но я к этому привыкать не хочу». Зная как важен для любого кавказца родной очаг, я удивилась.
«А меня отвезешь?», - спросила я. «Конечно. Поехали!»
И мы поехали. Мы сели в обычный рейсовый рафик. Мимо нас с охраной и мигалками пронеслись машины ОБСЕ. Глядя им вслед, кто-то из женщин с досадой вздохнул . Остальные молчали.
На первом блокпосту рафик притормозил, здесь надо остановиться и… заплатить за дальнейшее следование по маршруту. Немного, 10 рублей. Этого никто не прокомментировал даже вздохом. Это нормально. Хорошо, что не перетряхивают, как было раньше. Только пятилетняя девочка вдруг затараторила: «Предъявите документы, опустите автомат…», выпрыгнула из автобуса, воспользовавшись замешательством, помчалась к придорожному ларьку. Пришлось выйти матери. Она купила девочке что-то, и автобус продолжил путь с десятирублевыми остановками на каждом блокпосту…
…Я помню его цветущим, праздничным городом моей юности, немного даже более европейским, чем русские провинциальные города. Мы въехали в Грозный.
Сердце мое остановилось. Куда-то в самый дальний его уголок потекли горячей струей обида и горечь, замешавшись в непереносимое чувство бессилия. Спокойно! Мы выходим. Мы здесь по делу.
Потом я дошла до дома друзей. Бывшего дома. На воротах детской рукой было выведено: «Здесь болше не живут луди». Я огляделась. Улица Нефтяная. Те, кто здесь остался и живет теперь – особые люди. Я вспомнила стихи, заученные с детстве:
Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей».
Эти «гвозди» с ясными детскими глазами, усталыми руками пожилых людей, гостеприимные и открытые, обе войны хоронившие своих соседей, спасавшие брошенных хозяевам кошек от голодной смерти и голодавшие сами, два месяца как получившие свет… Они не задают вопросов. Только раз спросили: «Не слышно в Москве, когда начнется тут жизнь?». «А в Грозном не слышно?», – ответила я вопросом на вопрос. «Ни жизнь, ни смерть от нас не зависят». «Вокруг вас столько жизни!». Собеседник улыбнулся: «Кошки да старуха. Обе войны со мной... Вот и вся моя жизнь». За свет платите? Пока нет. Только дали. Придут», - вздохнул он. «У них совести хватит». «А кошки чьи?». «Соседские. Они уехали, а эти здесь. Я на них смотрю, соседей вспоминаю. И знаете что интересно? Вот этот кот жил в том доме. В еврейской семье. Они почти сразу отсюда уехали. А этот в русской. Ну и остальные также. Кто у кого. Теперь у них котята общие, одна семья. Моя семья. Я у них президент».
И улыбнулся неподражаемой улыбкой чеченца и сгреб своих блохастых друзей в кучу. «Пророк наш, мир ему, любил кошек. Он был самый светлый человек в мире, самый добрый. Жалел сирот, жалел кошек. Вот такие должны быть люди. Они должны жалеть живое. Ведь оно недолго нас радует, правда, детка?». В горле застрял ком…
Мы с моим знакомым зашли в чистенькое кафе в центре города, люди пили чай с кусочками торта, говорили о чем-то, смеялись. Молодые дамы и кавалеры, видимо, служащие немногочисленных государственных учреждений, были одеты с иголочки, ни слова о войне, только о хорошем… Рынок стоял новый, но не работал. Дома стояли разбитые, но какие-то тетеньки почему-то сметали в аккуратные кучки пыль и всякую всячину, летящую из пустых квартир на улицу. Жизнь теплилась, но не радовала. Пора было вернуться в Назрань. Комендантский час.
И вот на выезде из города, откуда не возьмись, возникло непреодолимое желание выскочить из машины, выбежать в поле и орать нечеловеческим голосом от бессилия и невыносимой сердечной боли… Только вот когда сердце болит кричать уже не можешь.
«Я не хочу к этому привыкать», - твердила я про себя. Где я слышала эту фразу?»

Но это в прошедшем, пусть недавнем, но все-таки вчерашнем, навсегда ушедшем дне. Я снова на той же улице. Пришла, чтобы почтить память старика, с которым разговаривала три года назад. Умер. Сердце! И кошки его, как мне рассказали, стали умирать и умерли все до одной.

А сегодняшний Грозный напоминает мне не о Кавказе, а о наших сибирских северных нефтяных городах. То ли Грозный, то ли Ханты-Мансийск… Новый, блестит, сияет широкими светлыми улицами, огнями центральной мечети, которую так и назвали «Сердце Чечни».
От старого довоенного Грозного остался лишь один памятник, изображающий, стоящих спиной друг к другу троих "добрых молодцев" - чеченца, ингуша и русского. В советское время памятник был призван изображать дружбу трех основных наций, населяющих ЧИР. И именно его в войну народ метко прозвал «Три дурака». И это единственное, что теперь напоминает военные будни Грозного.

Помнится, идешь мимо него и думаешь про себя в отчаянии: «Стоите смотрите, что натворили, дураки!? Кроме вас ничего-то и не осталось, на совесть у нас дураков-то делают!»

Кроме этого памятника теперь больше ничего не напоминает старого Грозного. Ни школ, куда когда-то ходили многие поколения грозненцев, ни старых улочек, ни закоулков, ни потребсоюзовских магазинчиков и кафешек. Все новое, новое, новое… Словно кожу содрали и новая нарастает.
Один человек говорит, присев рядом на лавочку у центральной мечети: «Живу как на том свете…» «Это как?», - спрашиваю. «Как в раю!», - отвечает он и показывает рукой на сияющую как бриллиант мечеть, на бьющие фонтаны, переливающиеся всеми цветами радуги. «Только близких никого, не с кем радостью поделиться, а мне уже за семьдесят… Была в мечети?» «Была, красивая очень», - отвечаю. – А рынок работает?». «Работает. Все у нас работает. И свет есть и вода». «А, кошки, - спрашиваю, - есть?» «И кошки есть, детка», - отвечает он, нисколько не удивившись вопросу, и улыбается той самой неподражаемой улыбкой. И снова почему-то сжимается сердце…

Самолет, на котором прилетели на форум мы, его участники, приземлился в Грозном, когда церемония открытия мечети уже началась.

Автобусы подъехали к площади, на которой была выставлена весьма солидная охрана и все подходившие к мечети люди должны были проходить полную проверку службы безопасности. Надо сказать, что все это делалось очень тщательно, но при этом очень доброжелательно и даже учтиво. Эти меры были небесполезными, потому что огромная площадь была переполнена. Казалось, что мужчины всего города и близлежащих окрестностей собрались в один день в одном месте. К группе выступающих политиков было не протиснуться. Когда народ начал продвигаться внутрь мечети на джума-намаз, мне удалось подойти к пресс-секретарю президента ЧР и попросить его помочь женщинам пройти в их часть мечети. «У нас такой части нет, - сказал он. Но вас проводят на галерею».

И нас проводили. В телерепортаже на первом канале, помню, отметили, что это единственная мечеть в Чечне, где есть место для женщин. По правде говоря, его там нет. Просто  нас отделили от мужчин раскладными стульчиками для чтения книг.

После намаза раздавали подарки первым посетителям. Коврики. На следующий день было открытие форума в Доме правительства ЧР. Везли нас на машине по улице Ахмат-хаджи Кадырова, плавно переходящей в улицу В.В.Путина. В целом, я не люблю официоза. Но здесь это меня нисколько не раздражало. Здесь это не официоз, а суровая правда жизни: если бы эти два человека – муфтий и Президент – не договорились, не поняли друг друга и не пошли навстречу друг другу, то кто знает, какова была бы судьба Кавказа? Они пошли по одной улице и в одну сторону плечом к плечу, а не встали спиной друг к другу как те три каменных .. "добрых молодца".

В России можно жить только так: идти вперед рядом и в одном направлении, поддерживая и ободряя друг друга. В России нужно научиться преодолевать наследие сталинской морали, нужно научиться резервировать за «другим» часть общественного, политического и экономического пространства. На пример Грозного видно, какие это открывает широкие проспекты, какие высокие и светлые дома строятся этим подходом.

У фонтана носятся наперегонки счастливые дети. Интересно, поверят ли они когда их матери и отцы расскажут им о войне, о городе и о разрухе, которая царила здесь всего за пару лет до их рождения? Поверят ли они? Наверное, нет. Их отцы поставили себе задачу: «Нет следам войны!». Это я в газете читала.

Они уже решили весь новый город утопить в розах. Об этом 19 октября на открытии четвертого микрорайона заявил Рамзан Кадыров. Похоже, что он и вправду хочет превратить Грозный в Райский сад. А уж если вайнах что-то задумал, то будьте уверены - сделает!

Автор: Галина Хизриева