Станислав Прозоров: Контекстный подход – единственный путь к неангажированному, непредвзятому переводу Корана. Все остальное – от лукавого

23 ноября 2008 года исполнилось 190 лет старейшему востоковедному учреждению Российской Академии наук, прошедшему долгий и славный путь от Азиатского музея Императорской Академии наук к Институту восточных рукописей РАН. О предстоящих юбилейных торжествах рассказывает заместитель директора Института по науке, кандидат исторических наук Станислав Прозоров:

– Уважаемый Станислав Михайлович, как отмечался юбилей Института?

– Будет торжественное заседание совместно с Эрмитажем, затем осмотр выставки «Пещеры тысячи будд. Российские экспедиции на Шелковом пути», которую мы специально подготовили к юбилею нашего Института. Она посвящена истории Азиатского музея, всему, что связано с его первыми шагами – с основоположниками музея, с его коллекциями. То есть мы показываем раннюю историю формирования музея, в последствие заложившего основы научного востоковедения в России.

Потом два дня будет научная конференция, она пройдет 10-11 декабря. Для участия в ней мы пригласили тех ученых, которые связаны с классическим востоковедением. У нас более 80 заявок из разных регионов России, из Таджикистана, Узбекистана. Два дня будут посвящены обсуждению наших научных проблем. Конференция нужна, чтобы подвести определенные итоги. У нас многие востоковеды в свое время получали образование. Нам интересно знать, насколько приверженность традиционному востоковедению сохраняется сегодня. Нужно подумать об общих проблемах. Они есть – образовательного характера, кадрового. Хотим еще раз привлечь внимание петербургских властей к нашим проблемам. Приедут и представители Академии Наук. То есть предстоящее мероприятие - важный этап в истории российского востоковедения.

– Вы сказали об итогах, каков самый важный из них, на ваш взгляд?

– В свое время перед Ленинградским отделением Института востоковедения были поставлены вполне определенные задачи – провести ревизию и описать наше собрание рукописей. Оно огромное – почти 100 тысяч единиц. В довоенные и военные годы это делалось, но эпизодически. Никто реально не представлял, что из себя представляет коллекция рукописей. Поколение, которому выпало трудиться в институте с 50-х годов, выполнило самую главную задачу. Все фонды описаны, издано около 60 каталогов. Мы знаем, что есть у нас. Мы давно выложили на сайт эту информацию. В принципе, у нас открытый фонд, а Азиатский музей основывался именно как публичное собрание, чтобы любой человек мог прийти и поработать. Сейчас идет интенсивная работа по оцифровке рукописей. Средств на это не выделяется, но благодаря нашим исламоведческим достижениям – публикациям, справочникам – мы получили негосударственные средства и приобрели необходимую технику. Сейчас она должна отработать на арабографичном фонде – это около 10 тысяч единиц описания, потому что спонсоров интересовало прежде всего это. Как только завершится оцифровка арабографичного фонда, аппаратура будет использована для других языков. У нас роскошный китайский фонд, персоязычный, тюркоязычный. Так что вопрос только в кадрах и средствах.

– Вы со студентами читаете рукописи?

– Да, конечно, причем тексты разной ориентации, чего, кстати, не делают ни в одном исламском учебном заведении. В России практически все исламские заведения – ханафитского толка, поэтому читают только Абу Ханифу. На самом деле нужно давать более широкое представление, потому что это все ислам – равноправный, равноценный. Мы читаем разные тексты, чтобы сами студенты шире на эти вещи смотрели, чтобы они осваивали понятийный аппарат. Например, что такое «предопределение» - это можно понять, только прочитав разные тексты. Поэтому мы читаем и суннитские, и шиитские, и муатазилитские тексты. Курс рассчитан на один учебный год, и мы за это время успеваем прочитать три-четыре текста. Во время чтения даешь не просто перевод, а комментарий. Затем я читаю курс «Введение в исламоведение» по специальной программе. На шестом курсе магистрантам я читаю курс «Ислам как идеологическая система». Пока результатов мало, потому что к шестому курсу уже все магистранты работают. Так что проблема у нас, как и в системе исламского образования, одна - кадры.

- К 190-летию Института планируются какие-то издания?

- У нас будет очень хороший альбом, который мы выпускаем совместно с Эрмитажем. В нем есть и научный материал, и информативный, и иллюстративный. По итогам юбилейной конференции, возможно, будет издан научный сборник.

- Вы будете выступать на юбилейной конференции, и какой теме будет посвящен ваш доклад?

- «Методологические подходы к переводу Корана на русский язык». Тема актуальная. Невежество переносится на Священное писание. Вернее, оправдывается, подтверждается Священным писанием. Искажается само Писание, когда текст оригинала подменяется его интерпретацией. А она всегда связана с человеческим фактором. И дело не в том, сколько у нас появилось переводов, а в подходе. Одни говорят, можно переводить. Другие – нельзя переводить. По разным причинам «нельзя» и по разным «можно». Российская наука стоит на том, что переводить нужно, потому что большинство мусульманского населения не в состоянии прочитать Коран по-арабски. Кроме того, многие образованные люди хотят знать о Коране из первоисточника.

Дальше встает вопрос – каков принцип перевода? Одни говорят – передать смысл. Фамилии переводчиков тут не столь важны. Что получается? У этого переводчика среда была христианская, у него и образы христианские, поэтому он домысливает, как рай выглядит, и перевод получается охристианизированным. Многие переводчики вообще не знают арабского языка. Или знают арабский, но не знают русского академического литературного языка. Не знают терминологии. Но самая главная проблема – не смешивать две вещи. Нужно выбирать или сразу оговаривать: это не перевод, а переложение, или художественный перевод, или что это построено на поздних комментариях. Есть другой подход к переводу – текстовой, контекстный, то, с чего начинал академик И.Ю.Крачковский, но он не довел эту работу до конца. То есть исходить нужно, не прибегая к комментариям, пусть даже ранним, потому что они появились через 150 лет после ниспослания со слов кого-то, исходить нужно из контекста, из лексики. К такой работе привлекается только более-менее хронологически схожая поэзия – доисламская и раннеисламская. Это те два пласта, на которые можно опираться. Пророк Мухаммад не менял лексику, он менял смысловую нагрузку. Первоначальное значение слов ушло и стало новым. По этому принципу построены западные переводы – на немецкий, английский. Контекстный подход к переводу Корана – наиболее объективный, наиболее фундированный. В нем меньше субъективного. Действует принцип: у меня есть строительный материал, и я им обхожусь, не прося ничего у соседа, потому что у него материал неизвестно какого качества. Такой перевод сложно делать, но это единственный путь к наиболее приближенному, неангажированному, непредвзятому переводу Корана. Все остальное – от лукавого.

Беседовала Людмила Жуковская