RSSПарламентские выборы в Иране как очередной шаг к укреплению позиций консерваторов
12.03.2008 13:10
Приближающиеся парламентские выборы в Иране могут оставить равнодушными только неподготовленного наблюдателя. Действительно, стереотипы западного мышления позволяют воспринимать происходящее в Исламской республике не иначе как перетасовку карт одной масти.
И в самом деле, как со стороны консерваторов, так и со
стороны реформаторов в качестве соперничающих сил выступают муллы, верховная
власть де-факто принадлежит Совету богословов и Духовному лидеру, обладающему
правом вето на решения парламента и президента. Наконец – и в этом главная
особенность предстоящих выборов – кандидатуры выдвиженцев должны получить
одобрение Наблюдательного совета, в который входят тот же Духовный лидер
(аятолла Али Хаменеи) и те же 12 членов Совета богословов (уляма и факихов –
специалистов по исламскому уголовному и административному праву – фикху).
Едва ли не половина кандидатов (преимущественно реформаторов) была отвергнута уже на первом этапе отбора. Все перечисленные факты дают основания полагать, что в результате выборов в стране не только не произойдет каких-либо кардинальных изменений, но, напротив, консерваторы (во главе с Духовным лидером) лишь усилят свои позиции.
Тем не менее, все не столь однозначно. Политическая картина в Иране меняется, причем самым неожиданным образом. Например, если мы обратимся к позапрошлым президентским выборам, когда в схватку вступили лидер консервативной парламентской фракции Натек-Нури (фаворит действующего тогда президента Рафсанджани) и кандидат от реформаторов Сейид Мохаммад Хатами (занимавший при Хомейни пост министра культуры и исламской ориентации), ни у кого не вызывало удивления, что соперничество идет на уровне двух богословов, и мировые СМИ охотно подхватили эту мысль: в современном Иране тот, кто не облачен в чалму и накидку, не может рассчитывать на высший государственный пост.
И вот – сегодня мы наблюдаем преемника Хатами на этом посту, доктора Ахмадинежада — светское лицо и, при этом, представителя консервативного крыла. Подобная перестановка сил дает основание задуматься над тем, что противостояние консерваторов и реформаторов в стране – это совсем не обязательно противостояние клана богословов (как их еще презрительно именуют в стане иранских диссидентов — «муллократов») с их якобы закоснелыми догмами и светского лагеря «либералов».
Да и о каком либерализме в Исламской республике может идти речь? Сама по себе Исламская доктрина противостоит главному принципу либерализма: верховенству прав и свобод человека надо всем и вся, включая необходимость верить в Бога и служить Ему. Такое в религиозном государстве представить невозможно – и в разуме верующего человека абсолютно недопустима мысль о свободе отрицания Бога. На Западе, где верховенство – по крайней мере, во внешнем проявлении - обрела именно либеральная риторика, такое положение дел воспринимается в штыки, а на Исламскую Республику обрушивается град обвинений в недемократичности.
Однако, для того, чтобы понять, что действительно хорошо, а что – плохо для иранцев, нужно проникнуться насквозь психологией этого народа, прожить жизнь в тех условиях, в которых волей судьбы оказались сегодня простые иранцы. В конце концов, никто из людей, кому свойственно мыслить логически, не станет отрицать: идеальное общество – это абсолютная монархия, где единственный закон – воля Государя, при условии, что Государь этот – Сам Господь Бог, непогрешимый святой пророк, или, если кого-то устраивает больше, Иисус Христос, возвратившийся на Землю во всей своей славе. Даже тем, кто не верит в Бога, при анализе моделей построения общества самое время вспомнить Вольтера и сказать: «если бы Бога не существовало, Его следовало бы выдумать». Поэтому если меня лично спросить: считаете ли Вы систему парламентских выборов в Иране недемократичными? – я без колебаний отвечу: конечно, нет – а вам это нужно?
Не нам, европейцам, тем более – судить о том, насколько это нужно иранскому народу. Вопрос в том, какую роль будет играть Исламская Республика в международном сообществе, и каковы возможные последствия выборов для региона и мира в целом?
Итак, мы пришли к первому выводу: противостояние консервативных муллократов и прогрессивных секуляристов – не более чем взлелеянный иранскими диссидентами миф, порожденный в иранских кварталах Парижа или Лос-Анджелеса и охотно подхваченный пропагандистскими службами тех государств, которые стремятся установить в мусульманском мире новый порядок на основе собственной общественной модели. Еще одной иллюстрацией этого может служить не только то, что в стане реформаторов оказались Мохаммад Хатами (в прошлом – сподвижник Хомейни), но и внук самого имама Хомейни – Хасан, недавно подвергнутый резкой критике со стороны президента и его окружения, причем даже консервативная газета «Кейхан» призвала стороны к смягчению интонаций.
Вывод второй: никаких открытых политически активных либералов в Иране нет и не может быть по определению. Есть только политические силы, способные предстать перед лицом Запада в более либеральном обличии, то есть те, кто отличается более свободным подходом к трактовке исламского законодательства. Но и здесь необходима строжайшая оговорка: сам основоположник Исламской революции (она считается в стране идущей до сего дня) имам Хомейни на самом деле как богослов был едва ли не самым прогрессивным, допуская в шиитском фикхе невиданные доселе послабления. Его кажущийся консервативным имидж связан лишь с тем, что с его приходом к власти в стране требование соблюдения даже смягченного варианта закона стало неукоснительным, в отличие от шахского времени, когда, перефразируя Салтыкова-Щедрина, строгость шиитских законов компенсировалась необязательностью их исполнения.
Вся эта картина напоминает пропагандистский имидж «христианского» Запада с его дискотеками и мини-юбками, противопоставляемого строгим нравам мусульманского Востока. Внешне картина именно такова – но лишь благодаря тому, что современное христианство не выходит за рамки свадебных церемоний и кладбищ, как в свое время – иранский Ислам, по словам того же Хомейни, сказанным им в «Духовно-политическом завещании». Но стоит – гипотетически – завтра в любой европейской стране прийти к власти христианским клерикалам – и это государство задохнется от собственного консерватизма.
Естественно, в реальности на преимущественно атеистическом Западе такой сценарий не будет возможен до тех пор, пока здесь доминируют либералы, для которых одна из высших ценностей – право отрицания Бога. Руководствуясь этим примером, мы получаем ключ к расшифровке западных пропагандистских статей, посвященных необходимости «либерализации» исламского общества в Иране. По сути, их авторы отталкиваются не от этимологии этого слова (что должно означать придание исламскому закону более свободного толкования), но от нового смыслового наполнения, которое в действительности означает деисламизацию и открытость национальной экономики для управления из-за рубежа.
И вот еще одна характерная иллюстрация: «либеральный» президент Хатами, разрешивший иранской молодежи ношение джинсов, «прославился» у себя на родине еще и тем, что в годы его правления многократно возросло число публичных смертных казней (до двухсот в год), в том числе – и по политическим мотивам. Скандальное дело профессора Агаджари (открыто выступившего против «паразитирующей муллократии» и дважды приговаривавшегося к смертной казни с последующим пересмотром приговора) имело место в годы правления все того же «либерального» президента. Окончательная точка в деле, когда преследование диссидента было прекращено, была поставлена лишь после прямого вмешательства консервативного Духовного лидера.
На этих примерах мы делаем третий вывод: противостояния либерально ориентированных и ультраконсервативных кругов в чистом виде в Иране нет. И прежде, чем критически анализировать происходящее в стране, западным аналитикам следует определиться с собственной терминологией. Какой Иран они хотели бы видеть – более либеральный в буквальном смысле (где закон стоит на защите основных прав человека, что и без зарубежного вмешательства гарантировано Шариатом и иранской конституцией) или более прозападно ориентированный в сфере внешней политики? Очевидно, что второй сценарий не выгоден для России: потеря потенциального союзника и экономического партнера в лице Ирана – это существенная потеря влияния в регионе всего Ближнего Востока и Центральной Азии. Но можем ли мы утверждать, что – автоматически – это крайне выгодно Западу, который должен – по идее – усилить свои позиции?
Как показывает детальный анализ, Запад проигрывает от такого сценария не меньше, если не больше России, получая вместо сильной державы, играющей роль объединителя и миротворца между соседними странами, буквально второй Ирак. С падением режима Хусейна Россия окончательно утратила возможность доступа к иракским месторождениям и стратегическим объектам. Однако разве Соединенные Штаты остались в сильном выигрыше, затратив на военную кампанию средств много больше, чем составила бы сумма потенциальной выгоды от безраздельного контроля за этой страной, к тому же, оказавшись вынужденными обращаться за посредничеством в разрешении баасистско-шиитского конфликта к тому же Ирану?
В случае дестабилизации обстановки в самом Иране, усиления курдских и азербайджанских сепаратистов, противостояния между партиями персидских националистов, коммунистов и монархистов (ныне – три непримиримых враждующих лагеря среди западных иранских диссидентов, единые лишь в своей лютой ненависти к Исламской Республике) Иран – занимающий территорию вдвое больше, чем Ирак, и имеющий выходы как в Каспийское море, так и в Персидский Залив (где сосредоточены корабли ВМФ США, охраняющие самых ценных союзников – нефтяные монархии Персидского залива) грозит превратиться в огромный плавильный котел – и если его стенки не выдержат, раскаленное содержимое неизбежно выплеснется на все соседние страны – прежде всего, Турцию, Азербайджан, Ирак и княжества Персидского Залива. Фактически, это будет означать начало третьей мировой войны.
В свете этого понятны отчаянные попытки США всеми силами и средствами не допустить получения Ираном собственного ядерного оружия: в этом случае момент для раскачивания маятника будет упущен окончательно, новая война грозит ядерным апокалипсисом всему человечеству. Но в Белом Доме пока, видимо, не отдают себе отчет в том, что и без ядерной бомбы Иран – это кусок, о который нетрудно сломать себе зубы. Новые затраты на ведение военных кампаний и поддержание различных враждующих партизанских группировок и регулярных воинских формирований сразу на нескольких фронтах на фоне очередного катастрофического взлета цен на нефть и газ станут началом конца американской экономики – взорвав «иранскую бомбу», Америка пройдет точку возврата.
Именно поэтому можно утверждать: у американцев и их европейских союзников по НАТО есть все основания следить за иранскими выборами, затаив дыхание. И при этом горячо молить Бога о победе консерваторов – если у них сохранились остатки здравого смысла, который подскажет им: пора положить предел имперским амбициям, сегодня худой мир лучше доброй войны.
Какова же расстановка сил в самом Иране? Ситуация меняется день ото дня. Под влиянием оппозиционных общественных кругов Наблюдательный Совет согласился вернуть регистрацию шестистам «оппозиционным» кандидатам (от реформаторов). Представители партии «Возрождение» («Ноусаз») констатируют, что в Тегеране и в провинциях кандидаты-реформаторы имеют сильные позиции в ста шестидесяти округах, что в случае победы обеспечит им 55% от общего числа мест (290) в парламенте (меджлисе). Скорее всего, эти цифры – завышены, и отражают – наряду со среднестатистической погрешностью – попытку выдать желаемое за действительное.
Аналогичные надежды лелеют и консерваторы, однако, у них – в отличие от политических конкурентов – есть реальные властные рычаги по воплощению надежд в реальность – достаточно одного слова Духовного лидера для отмены регистрации того или иного кандидата. Поэтому, скорее всего, отвоевать парламентское большинство реформаторам не удастся. Но острая конкурентная борьба может привести к тому, что силы окажутся поделенными практически поровну. На стороне реформаторов сегодня – бывший президент Хатами, бывший спикер парламента Мехди Карруби, внук имама Хомейни Хасан (не занимающий ответственного поста, но пользующийся влиянием как богослов и как ближайший родственник основоположника Исламской республики). И с их авторитетом высший наблюдательный совет вынужден серьезно считаться. Фактически, столкновение сегодня происходит в плоскости: общественный авторитет против властных рычагов. Значит, несмотря на всю внешнюю недемократичность выборной процедуры, имеет место реальное противостояние сил и итоги голосования так или иначе продемонстрируют нам верность иранского народа нынешнему политическому курсу страны.
И сегодня, когда во всем мире раздаются горестные вздохи сожаления, что выборная кампания в меджлис превращается в назначение консерваторами собственных представителей в высший законодательный орган, сожалеющим следует горячо помолиться, чтобы это было именно так. Когда в стране вводится военное положение, о демократии приходится забыть. Когда ведутся боевые действия, приказы командиров и вышестоящих начальников не обсуждаются и не комментируются, а назначения в армии происходят единственным волеизъявлением сверху. Таков порядок в любой армии мира, даже в самой демократической и либеральной стране.
Сегодня милостью тех, кто грезит о «призраке либерализма» в мусульманском мире, весь Ближний Восток на военном положении. И если ситуация выйдет из-под контроля, Запад непременно наступит на собственные грабли, и от этого удара, возможно, не оправится. Поэтому хочется сказать тем, кто на словах громче всех ратует за права человека: позвольте Ирану, который с вашей легкой руки оказался в нынешнем положении, найти достойный выход из ситуации – теми средствами, которые он сочтет наиболее эффективными – и это будет в общих интересах. Пока не поздно. Пока еще живы люди, о чьих правах можно будет впоследствии позаботиться.
Абдулкарим Тарас ЧЕРНИЕНКО
Фото с сайта www.payvand.com.
12.03.2008
Ссылки по теме:
19-02-08 Иран начал эксплуатацию крупнейшего в стране месторождения нефти
Аналитика по теме:
Кому выгодно обострение обстановки вокруг Ирана?
Ситуация на «большом» Среднем Востоке: иранский прецедент
