RSS | PDA | Архив   Четверг 28 Март 2024 | 1433 х.
 

Жизнь и наследие Курсави

08.07.2011 17:28

Курсави родился, согласно Марджани, в селении Верхняя Макса, под Казанью (совр. д. Верхняя Масра в Арском р-не Республики Татарстан), откуда родом была его мать, либо, по мнению Р. Фахреддина и М. Рамзи, в близлежащем селении Курса (совр. рус. с. Верхняя Корса). Относительно года рождения источники также расходятся: около 1185/1771-1772г. или 1190 /1775-1776.  

Начальное образование Абу Наср получил в известном медресе, расположенном в селении Мечкере Малмыжского уезда (совр. рус. Маскара, пос. в Кукморском р-не Республики Татарстан). Первым учителем его был Мухаммедрахим б. Юсуф Ашыти-Мечкереви (ум. 1818). Заметив необыкновенные способности своего воспитанника, он предсказывал: «В этом ребенке имеются признаки истинного наставничества (рушд), и если ему суждена долгая жизнь, он станет обладателем совершенств (фазылят сахибе)». Юноша, отличавшийся пытливым умом, исключительной памятью, во многих вопросах не довольствовался поверхностными объяснениями учителя. После смерти отца в 1790 г. старший брат Курсави Габделхалик начал заниматься торговлей. По роду своей деятельности ему часто приходилось бывать в Бухаре, где он, подобно многим своим современникам, входит в круг общения с шейхом Нияз Кули Туркмени, посещает его собрания (меджлисы). Вероятно, брат со своей стороны также сыграл определенную роль в становлении взглядов юного Абу Насра. С завершением положенного срока сельского медресе для совершенствования познаний он отправляется в Бухару.

 

Основные принципы, на которых базировалось традиционное исламское образование, были заложены еще в средневековье. Освоение предметов в бухарских медресе велось по определенной схеме, на базе неизменного в течении веков комплекса учебных пособий. Программа, установленная в средневековье, в XIXв. утратила большую часть как своих дисциплин, так и методов их изучения и носила скорее формальный характер. Далеко не все книги и не всегда в полном объеме просматривались шакирдами, и не всем наукам отводилось равное место. В итоге шакирды (если не занимались самостоятельно) выходили из стен медресе не обладая достаточным уровнем даже религиозных знаний.

 

В начале своего пребывания в Бухаре, подобно всем шакирдам, Курсави активно занимается изучением установленных программой многочисленных толкований, уделяя главное внимание каламу. Благодаря природной одаренности и упорству, он добивается поразительных результатов, за короткий срок намного опередив в познаниях как своих учителей, так и признанных бухарских авторитетов. Однако атмосфера интеллектуального застоя, царившая в медресе, полное отсутствие творческой мысли, косность и невежество большей части улемов не могли не разочаровать молодого шакирда. Убедившись в бесплодности официального образования и дальнейшего штудирования бесчисленных схоластических комментариев, он принимается за самостоятельное изучение основ ислама, обращается к трудам наиболее ранних авторов. В этих книгах мыслителей прошлого он находит близкие ему по духу возрожденческие идеи, призыв ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, критику схоластической теологии - калама.

 

Духовные искания, стремление к нравственному совершенствованию приводят его к шейху Нияз Кули Туркмени (ум. 1820/21). Представитель тариката муджаддидия, шейх был известен как поборник чистоты ислама, строгого соблюдения шариата и благодаря безупречной репутации пользовался в Бухаре огромным почтением.  Будучи его мюридом, Курсави в окружении шейха встретил многих своих соотечественников, впоследствии ставших близкими друзьями, приверженцами и популяризаторами его учения, которое назовут «маслак (путь) Курсави». За четыре года, проведенные в общении с шейхом, окончательно установились его взгляды, оформилось мировоззрение. Получив иджазу (разрешение на наставничество) Курсави возвращается на родину, становится имамом-хатибом и мударрисом в селении Курса.

 

Скудость сведений не позволяет в полной мере восстановить биографию Курсави, сохранились лишь отдельные детали. Так известно, что сестра Абу Насра - Мархаба б. Ибрахим (ум. 1243/ 1827-28) - была замужем за Габдуллой б. Габдессаламом Мечкереви (ум. в 1832 г. в возрасте около ста лет), одним из самых богатых и влиятельных людей своего времени, прославившимся своим благочестием, щедростью и покровительством ученым, построившим, по слухам, около 150 мечетей. В строительстве одной из этих мечетей в 1802г. в Казани (совр. ул. М. Гафури, д. 34а) участвовал и сам Курсави, - ориентация здания в сторону Мекки (кибла) проводилась по его расчетам. Сын Габдуллы-бая, племянник Курсави, Муса (ум. 1835), закончив медресе Мечкере и Бухары, продолжал заниматься самообразованием, во многом следовал своему дяде, разделяя его убеждения и оказывая дружескую поддержку. Обращает на себя внимание то, что Муса б. Габдулла являлся автором полемических сочинений о христианстве, несколько раз вступал в дискуссии с русским духовенством. В 1800 г. в Мечкере, благодаря его инициативе приняли ислам около 60 удмуртов, для которых он воздвиг новую деревянную мечеть, организовал отдельный район (махалля), куда перенес и свой дом. Надо полагать, столь бурная деятельность племянника проходила не без участия его молодого дяди. Все эти годы Курсави преподавал в медресе, выстроенном при помощи Габдуллы бая и племянников, усердно работал над сочинениями. Возможно, именно тогда появился его знаменитый трактат «ал-Иршад ли-л-‘ибад».

 

По прошествии некоторого времени Курсави вновь отправляется в Бухару. Скорее всего, он прибыл туда с одним из караванов в конце 1807 г., накануне торгового сезона. На сей раз его пребывание в Бухаре сопровождалось столь громким скандалом, что отзвуки тех событий были слышны еще долгие годы и практически раскололи татарских улемов на два лагеря - сторонников и противников Курсави. Споры были вызваны взглядами Курсави по ряду богословских проблем, связанных с сущностью и атрибутами Бога (знание, воля и др.). Бухарские улемы считали обязательным придерживаться одного из мнений ученых прошлого, что число божественных атрибутов  семь или восемь, Курсави не поддерживал ни одно из них. Единственный путь, утверждал он, заключается в использовании по отношению к Богу тех определений, которые были даны им самим в Коране. В Коране же не говорится об ограничении их каким либо числом и не устанавливается различие между сущностными и несущностными атрибутами Бога. Взгляды Курсави вызвали острое недовольство определенной части бухарских улемов. Устроенное в месяце сафар (апрель) 1808г. по этому случаю собрание (меджлис), на котором присутствовал сам эмир Хайдар, ставило целью выяснение богословских убеждений татарского улема. Итогом стало издание фетвы, согласно которой любой мусульманин, не признававший семь или восемь божественных атрибутов, считался вероотступником и подлежал смертной казни. Фетва была подписана видными улемами и муфтиями, включая эмира. Однако, несмотря на фетву, казни Курсави не последовало. Шейх Нияз Кули открыто выступил в защиту своего ученика и даже угрожал возмутить народ против эмира, если тот немедленно не освободит его. В итоге мятежного улема вынудили отречься от своих слов, сочинения его были публично сожжены, улицы Бухары огласились криками о запрещении под страхом смерти держать у себя в доме эту «крамолу». Курсави по совету шейха тайно бежал из города. Обычная караванная дорога была слишком опасна, он выбрал обходной путь, через Хиву и Астрахань. Хивинские ханы, происходившие из племени Кунграт, издавна враждовали с бухарскими Мангытами.  По всей видимости, это обстоятельство во многом сыграло на руку Курсави. Он был не только сочувственно встречен хивинскими улемами, но благодаря местному кади, выгодно описавшему совершенство его познаний и усердия в вере, благосклонно принят хивинским правителем, более того - удостоен хирки (суфийского рубища) и 200 золотых монет. Курсави даже предлагалось место мударриса в местном медресе, но тоска по дому и матери, которую он не видел столь долгое время, заставила его отказаться. Последовавшая затем остановка в Астрахани была отмечена дискуссией с шиитскими улемами, которые были вынуждены признать, что ученого, обладающего столь глубокими познаниями доказательств и обоснований шиизма, не имеется даже в их землях.

 

По возвращении на родину Курсави продолжил преподавание в медресе, где вел занятия по собственной программе, отличной от общепринятой. Под его руководством воспитывается группа талантливых шакирдов, преданных своему наставнику и его учению, суть которого позднее Риза Фахреддин кратко сформулировал как «....то, что доказано твердым доказательством, не может быть опровергнуто предполагаемым».

 

ИДЖТИХАД

 

Иджтихад в лексическом смысле означает усилие для достижения искомого. В специальной же терминологии шариата – приложение факихом сил для получения собственного суждения (занн) о шариатском постановлении (хукм). Результат иджтихада – преобладание такого суждения, которое не исключает ошибки. Иджтихад не при­меняется в [области] категоричных предписаний (кат’ият) и там, где надлежит веровать (и’тикад), т.е. в вероучительных основах религии.  Условие иджтихада – данная от природы способность понимать (фахм), зна­ние Книги и Сунны – текста (матн) и цепочки передатчиков (иснад) – с точки зрения языка и шариата, умение распознавать значения отдельных слов, словосочетаний, их особенности в передаче смысла, и категории, вли­яющие на вынесение богословско-правовых решений, таких, как частное и общее, истолкованное (муфассар) и краткоизложенное (муджмал), и тому подобное. Не ставится условием знание (ма’рифа) всей Книги и Сунны, а скорее лишь того, что связано с вынесением решений. И не ставится условием удержание [всего этого] в памяти. Наоборот – достаточно если будет при нем удостоверенный (мусаххах) источник, где собраны хадисы, [касающиеся] вынесения решений, такие, как два «Сахиха» [Бухари и Муслима] и другие. И надлежит знать позиции иджма’ (общее мнение мусульманских ученых), чтобы не вынести фетву вопреки ей. Не требуется познание всех позиций [священного] текста (насс) и иджма’, а скорее лишь того, что касается каждой проблемы, по которой выносится фетва, дабы знать, что фетва его не противоречит тексту иджма’.И [надлежит ему] знать методы и условия кыяса (суждения по аналогии), уметь опровергать фетву нечестивца (фасик), который действует со своим иджтихадом для себя самого. Потому как не принимается в расчет сообщение (хабар) нечестивца в делах религии и не совершает таклид (подражание) ему никто другой. Ведь для муджтахида неправильно подражание [другому] муджтахиду в том, в чем тот применяет иджтихад, поскольку для окончательного суждения надлежит руководствоваться осмысленным доказательством. К таклиду же при­бегают по необходимости при отсутствии представления доказательств.

 

Из «Наставления для рабов Божиих»

 

Между тем, из Бухары в адрес местных улемов одно за другим приходят послания, где наряду с пересказом известного инцидента, подробно излагаются принципы догматики, которых следует придерживаться каждому «правоверному», обвинения, предъявленные Курсави, перечень его заблуждений, предупреждение о недопустимости следования его взглядам. Как считают биографы, многие лица были вынуждены подписать эти послания, как и саму фетву, лишь из-за боязни перед эмиром. К тому же известно, что кроме шейха взгляды Курсави разделяли еще некоторые весьма уважаемые улемы, у которых впоследствии брал уроки Марджани. Но среди большей части местных сторонников бухарского «правоверия» деятельность Курсави, известного своей скандальной репутацией «еретика» и «отступника», его новаторство в сфере преподавания, вдобавок пренебрежение обязательной процедурой экзамена перед муфтием вызвали резко негативную реакцию. Излишняя прямолинейность и едкий язык мало кого привлекали. На Курсави отправляется донос в Духовное собрание, его противники пишут сочинения, пытаясь опровергнуть основные принципы его учения. Примечательно, что в защиту Курсави с официальным письмом выступил другой последователь шейха Туркмени - Давлетшах б. Гаделшах Маскави, в своем послании он всячески восхвалял Курсави и рассказывал о клевете и лживости его неприятелей.

 

Тем не менее, давление на Курсави не ослабевало. Уставший от постоянных нападок и обвинений, весной 1812 г. (раби’ал-аввал) вместе с братьями он отправляется в хадж. В конце ша’бана (август) паломники достигли столицы Османской империи, где оставались около месяца. Только увидеть священную землю Курсави так и не было суждено, в Стамбуле, в последнюю декаду рамадана (сентябрь) он неожиданно умирает в период эпидемии холеры. Смерть Курсави также окутана ореолом таинственности. Говорили, что незадолго до этого ему послышались стихи: «Сотнями глаз ожидает тебя райский сад...», отчего стал он печален и вскоре слег. Курсави был похоронен на кладбище в Ускюдаре (бывшем греческом районе Стамбула - Скутари), вблизи соборной мечети.

 

Наследие Курсави сравнительно не велико, немногим более десятка сочинений, за исключением «Хафтияк тафсире» (Толкование к  1/7 части Корана) на родном языке, все они написаны на арабском. Кроме того, сохранились отрывки из писем мыслителя, в которых он излагает свои взгляды на некоторые вопросы догматики. Наибольшую известность получило его сочинение «ал-Иршад ли-л'ибад» («Наставление для рабов [божьих]»), впервые изданное в 1903г.

 

Проблематика его связана с таким понятием как иджтихад - право выносить самостоятельное суждение по вопросам фикха (мусульманского правоведения). Обладателями этого права - муджтахидами по традиции считались сподвижники Пророка, их ближайшие последователи, передатчики достоверных хадисов, основатели четырех мазхабов (правовых школ). С течением времени стала утверждаться мысль, что лишь правоведы прошлого имели право на иджтихад, все основные правовые вопросы уже решены, закрепилось положение «иджтихад мункарыд» (иджтихад прекратился), наступило время таклида - неукоснительного следования авторитетам прошлого. К теме иджтихада и таклида впоследствии обращались многие мыслители, особую актуальность ее обсуждение получило в Новое время, в связи с движением т. н.  «мусульманской реформации».

 

Трактат Курсави носит подчеркнуто полемический характер и направлен против «невежественных» улемов. Общество несовершенно, погрязло в невежестве и катится к гибели. Причины этого - искажение чистоты веры, забвение истинных принципов ислама. Главные обвинения, предъявляемые современникам, следующие: они утверждают, что действие по Корану и сунне присуще лишь муджтахидам прошлого, что они не доступны пониманию современников, поэтому, даже в случае противоречия высказывания какого- либо авторитета предписаниям священных текстов, следует отдавать предпочтение высказыванию этого ученого, то есть - совершать таклид, тем самым в качестве доказательств вместо Корана и сунны они используют книги калама и фикха. Подобные утверждения, считает автор, совершенно безосновательны.  Он последовательно развивает мысль о преимуществе хадисов над фетвами (правовыми заключениями) факихов поздних столетий: хадис верен в своей основе - словах Пророка, неточности возникают лишь при передаче, а слова правоведа могут быть ошибочны изначально, ведь в его высказывании, в отличии от хадиса, отсутствует цепь передатчиков (иснад). Однако прошествие времени и множество посредников затрудняет проверку хадисов, потому следует обращаться к сборникам, составленным такими надежными лицами как Бухари, Муслим и др.

 

Именно невежество, считает Курсави, распространившееся среди ученых, из-за нерадения и пассивности в изучении основных источников - Корана и сунны, положило начало распространению бид’а - нововведений, искажений норм раннего ислама – главной причины упадка. Люди забыли высказывания Пророка и полагаясь на руководство толкователей, отошли от принципов мусульманской общины первых столетий, в том числе принципа иджтихада. Путь к исправлению общества Курсави видит в искоренении бид’а, возврате к чистым истокам веры - Корану и сунне и возрождении  права иджтихада.

 

Иджтихад в понимании Курсави не только право, привилегия интеллектуалов - это обязанность, возложенная на каждого образованного мусульманина. «Знай, что каждый обязан прилагать усилия в поиске правильного по мере своих сил, и кто способен на абсолютный иджтихад - возложен на него абсолютный иджтихад, и кто способен на иджтихад в рамках мазхаба - возложен на него иджтихад в рамках мазхаба, а кто не способен на иджтихад в вопросах шариата принуждается к таклиду. Пусть следует ученым, тому, кто наиболее сведущ и набожен, дабы доверять его фетве и опираться на его слова». Муджтахид, согласно Курсави, в исследуемом вопросе не должен подражать кому бы то ни было. Истина в вопросах, где применяется иджтихад, лишь одна, и потому муджтахид не застрахован от ошибки. Ошибка же не порицается в любом случае, усилие, направленное на достижение истины, оправдывает муджтахида, даже если он пришел к неверному решению, ибо сам Пророк утверждал: «Если муджтахид старался и оказался прав - ему две награды, если ошибся – одна». Что касается таклида, подражания какому-либо авторитету, то «прибегают к нему только по необходимости, при отсутствии представления доказательств». Единственные люди, таклид  которым не только допустим, но и обязателен, это сподвижники Пророка. Курсави подчеркивает, что в исламе изначально господствовала широта взглядов – еще сподвижники пророка допускали  ошибки в иджтихаде «и становилось это известно, но не обвиняли они друг друга в  заблуждении». И в качестве доказательства он цитирует хадис Пророка «Различие мнений в моей общине есть знак божественного милосердия».

 

ПРЕДМЕТ ИДЖТИХАДА

 

Кто ошибся по предмету иджтихада, тот не должен порицаться и считаться заблудшим, напротив, он будет про­щен и вознагражден. Ибо обязанные к иджтихаду правы уже в том, что занимаются иджтихадом, хотя некоторые из них и ошибаются в истине. И это подобно тому, как если бы некто приказал своим слугам разыс­кать пропавшую лошадь и отправились они все по одному в поисках ее в разные стороны. Каждый из них, под­чиняясь приказу, был прав в самом поиске, однако тот, кто нашел лошадь, оказался прав изначально и конечно, остальные же правы лишь изначально. Кто же ошибается, [применяя иджтихад] в вероучительных основах религии, догматике, тот порицается, даже больше, обвиняется в заблуждении и неверии, наподобие тех, кто сле­дует [в делах религии] за личными пристрастиями. Ошибка в иджтихаде может быть оправдана, когда она слу­чилась в месте применения (махалл) иджтихада. А если [ошибка] была допущена относительно широко известной сунны, то данное постановление не относится к области иджтихада, и потому [такой муджтахид] не подлежит оправданию. Однако тем самым он не выводится из мазхаба (толка) людей сунны, хотя и допустил ошибку по достоверно известному вопросу.

 

Из «Наставления для рабов Божиих».

 

Настаивая на приверженности Корану и сунне, Курсави подчеркивает совершенство и неизменный характер их положений, относящихся к делам веры, не нуждающихся в изменении, иджтихад должен применяться только относительно правовых норм. Такое разграничение сферы применения иджтихада означало решительное выступление против схоластики, наносило удар по официальному богословию, представители которого были заняты бесплодными спорами о сущности, атрибутах Бога, загробном воздаянии, ангелах и т.п. Курсави обвиняет их в противоречии Корану, грубом антропоморфизме. Человеческий разум не способен постичь божественные тайны и претензии на иджтихад в основах веры - тяжкий грех, равный неверию - куфру.

 

Отдаленные последствия выдвинутой Курсави концепции иджтихада представляются достаточно серьезными. Признание абсолютной непознаваемости мира потустороннего, закрытости его для человеческого разума, в перспективе неожиданно открывало широкие возможности для применения разума в мире реальном, в исследовании природы и общества. Ограничивая применение иджтихада вопросами социально-правового характера, Курсави переносил акцент с богословских проблем на общественные, нацеливал мусульманина на деятельное, активное отношение к жизни.

 

Курсави осуждает вульгарные проявления суфизма – показное благочестие, чрезмерный аскетизм, совершение обрядов, не согласуемых с шариатом, главную ценность для него представляют морально - этические принципы этого учения. Последовательный сторонник доктрины Газали, Курсави стремится к совмещению суфийских идеалов и ортодоксального учения, веры и знания, разума и сердца. Только пройдя через таинства суфизма, сухая теория фикха превращается в истинное знание и проникает в сердце факиха, и только опираясь на трезвый рационализм фикха можно избежать опасности заблуждений, искушений многочисленных недозволенных новшеств - бид’а, подстерегающих суфия на его пути.

 

 Бид’а по мнению Курсави, могут быть как благими, так и порочными. Благие - те, что основаны на шариате, такие, как «строительство школ, сочинение книг, ибо содействие распространению знаний и сохранению шариата - основа основ религии». Исполнение некоторых бид’а даже обязательно, как, например, разъяснение порочности отхода от пути сунны. Курсави останавливается на отдельных проявлениях бид’а. Это: нововведения в сфере обрядов - плата за чтение Корана, за совершение молитвы; в вопросах догматики к бид’а относятся домыслы об Аллахе, его качествах, потустороннем мире; в образовании - занятия фалсафа и каламом, отказ от изучения Корана и сунны, отступление от пути первых мусульман, их наук, поступков и морали.  Важный момент - различие подходов относительно сфер проявления нововведений: культовой (‘ибадат) и в области, касающейся отношений между людьми (му‘амалат). В случае му’амалат, если не имеется специального указания шариата, то новшество считается правильным и допускается. Что касается ‘ибадат, то «действие, о правильности которого не свидетельствует шариат, является бид’а и заблуждением». Такая позиция по сути санкционировала широкое внедрение новшеств в область му’амалат, которая охватывает целый спектр человеческих взаимоотношений - экономические, политические, международные контакты, торговые сделки, участие в компаниях, издание газет, преподавание светских наук, новые методы в обучении, - все, что однозначно не запрещено шариатом. Напротив, жесткое ограничение бид’а в ‘ибадат, отказывая в праве на существование сети обрядов, несших печать «святости», наносило ощутимый удар по сложившейся практике части ишанов и мулл, лишая их привычной статьи доходов.

 

Сторонник религиозной терпимости, Курсави неоднократно ставит вопрос о правомочности обвинения в куфре. Для вынесения такого приговора, считает он, необходимо выполнение двух нелегких условий: первое - точно выяснить внутренние убеждения человека, но мало кто способен разобраться даже в самом себе, не говоря уже о другом. Второе - достоверное знание того, что в действительности является куфром, но в Коране и сунне отсутствует точное определение, более того, чтобы обвинить какого-либо человека в неверии, требуется его собственное признание, свидетельства и «явные указания» не учитываются.

 

В рассуждениях Курсави высвечивается новый подход к проблеме правоверия: правоверие не всегда принимается и одобряется обществом, а мнение общества вовсе не является критерием правоверия. В случае упадка религиозной жизни, считает он, противодействие обществу не только возможно, но и необходимо, поскольку совершается во имя сохранения истины. Требуя при любых обстоятельствах неукоснительно следовать примеру благочестивых мусульман ранних веков, Курсави дает обоснование особой линии поведения, определяет принципиально новый характер взаимоотношений индивида с социумом - противостояние человека обществу, его обособление от толпы предстает как вид самоотверженного служения.

 

ОБ ОБВИНЕНИИ В НЕВЕРИИ

 

И не надлежит выносить фетву (религиозно-правовое заключение) о том, что не изучено, запрещается легкомысленность в отношении фетвы. Нельзя осмелиться на фетву обвинения в неверии (такфир), так как она нуждается в двух трудных обстоятельствах (амр). Первое из них – проверка (тахрир) убеждений, а это предполагает сложность относительно осведомленности того, что в сердце. Ведь человек затрудняется в отношении проверки своих собственных убеждений и очищения себя самого, не говоря уже об убеждениях кого-либо другого. Второе – знание того, что есть куфр (неверие), ибо это предполагает сложность относительно затруднительности источника вероубеждения (‘акида) и раз­личения истины и лжи. И поистине, доступно это тому, кто совместил в себе здравость ума, кротость души, чистоту нравов, одаренность в умозрительных науках и полную осведомленность в науках шариа­та и отвратился от личных пристрастий (хава). И после точного выполнения (иткан) этих двух условий можно говорить о такфире или его отсутствии. Что же касается такфира отдельного человека, то вмес­те со всем этим дополнительно условием считается признание в неверии самого человека.

 

Из «Наставления для рабов Божиих».

 

Притязания на иджтихад или провозглашение каких-либо других принципов могут быть опровергнуты до тех пор, пока за обществом сохраняется приоритетное право большинства как знатока истины, носителя правоверия. Курсави отрицает эту привилегию - ученый, убежденный в истинности своих взглядов, их соответствию «прямому пути» имеет право действовать по собственному усмотрению, даже если поступок его вызывает осуждение большинства. Человек, отстаивающий истину, равновелик общине, считает Курсави, и таким образом, подчеркивает ценность отдельной личности.

 

Вклад Курсави в развитие общественной мысли трудно переоценить. Под воздействием его сочинений происходило формирование взглядов Марджани, в трудах которого концепция Курсави получила дальнейшее развитие. Марджани, в свою очередь, оказал непосредственное влияние на  становление Ризы Фахретдина, как ученого – энциклопедиста. Уже в начале ХХ века идеи Курсави нашли отражение в трудах Габдуллы Буби, Мусы Биги, Зии Камали. Дух свободомыслия, стремление к истине, критика обскурантизма и схоластики, утверждение права на самостоятельное мышление, характерные для учения Курсави, явились идейной основой для всего последующего развития татарской общественной мысли, просветительского и джадидидского движений.

 

 

Гульнара Идиятуллина

кандидат исторических наук

 

Вы можете поместить ссылку на этот материал в свой блог, скопировав код ниже:

Для блога/форума/сайта:

< Код для вставки

Просмотр


Прямая ссылка на материал:
<a href="http://www.islamrf.ru/news/culture/legacy/16769/">ISLAMRF.RU: Жизнь и наследие Курсави</a>